Наконец они встали возле деревянной двери с табличкой «Старшая группа». Как оказалось, в этой комнате жила всего одна девочка, но разместилась она на всех кроватях. Все стены были увешаны картинами, пол уставлен баночками с краской и опилками от карандашей. Девочке было на вид лет тринадцать. Волосы все были измазаны в краске, как и её одежда.
— Фрида, тут такое дело, короче, — бесцеремонно ворвался Вадим, одновременно разбросав несколько пустых банок. — Вот у нас новичок…
Девочка посмотрела на безымянного пронзительным взглядом стервятника, отчего тот нервно сглотнул. Её хищные голубые глаза уставились не на его лицо, а куда-то в душу. Безымянному начало казаться, что она просто пожирает его вместо обеда. Она не была вообще человеком, а скорее призраком. И так казалось из-за её белоснежной кожи и неестественно огромных глаз, словно у фарфоровой куклы.
— Да, я слышала, — кивнула Фрида, и безымянный похолодел от её неживого голоса. — Слухи тут разлетаются быстрее, чем солнечный луч. Зачем ты привёл его?
— Ну, у него вроде амнезии, — почесал затылок Вадим и шмякнулся на свободный край кровати. — Он не помнит ничегошеньки. А я знаю, что с фантазией нашего персонала не всё в порядке. Они могут дать бедняжке обыденное имя. А ты у нас мастер по именам. Придумай ему что-то такое, что будет символизировать его внутренний мир.
Девочка повозила указательным пальцем в банке с алой краской. Безымянный стал рассматривать комнату и вдруг осознал, что картины в помещении — это всё её работы. Стиль был точно такой же, как и стиль павлина! Глубокий подтекст, скрытые детали, прорисованность мелочей…
— Хорошо, я дам тебе имя и рисунок, что будет символизировать тебя, — туманным голосом прохрипела Фрида, вазюкая по белоснежному листу бумаги пальцем с красной краской. — Всё же имя — это то, что показывает весь мир человека. Неправильно дать имя — значит, убить его. С правильным именем ты проживёшь до старости. Оно будет оберегать тебя. И ещё я нарисую твой внутренний мир. Чтобы ты знал своё истинное предназначение.
— Ты видишь мой внутренний мир? — изумился безымянный и вскинул брови. — А какой он?..
Вадим как-то странно хихикнул, но сделал вид, что просто поперхнулся. Ему такие чудеса были не впервой.
— Мне нельзя говорить вслух такие дела, — холодно сказала Фрида, окунув палец на этот раз в оранжевый цвет.
— Но значит, что ты видишь и моё прошлое! — безнадёжно закричал парень. — Я просто хочу знать…
— Я не вижу его, но вижу то, кем ты являешься сейчас. Поверь, уверена, что вскоре и ты сам всё поймёшь.
Вадим встал с кровати и, попрощавшись с Фридой, взял безымянного за руку и повёл его обратно в западный корпус.
====== Здравствуйте, я — Рейчер ======
Спортивный зал, казалось, не видел ремонта с самого основания приюта. Выцветшие стены, которые когда-то отливали бледно-жёлтым цветом, теперь полностью покрыли трещины, дыры и следы грязи. В этом помещении веяло сыростью из-за многочисленных коридоров для ветров с улицы. Даже проведённое отопление здесь слабо помогало. Привыкшие к такой смене температуры сироты с подозрением смотрели на новичка, съёжившегося из-за обычного сквозняка.
Первым уроком оказалась физкультура, поэтому старшеклассники выстроились в шеренгу и ждали учителя. Безымянный ёрзал головой по сторонам и искал Фриду — эту хрупкую и тонкую девочку с ястребиным взглядом. Но в зале находилось только семеро парней, которые оказались совсем ненамного старше его самого. Все как на подбор тощие, высокие с руками-палками и стройными ногами. У всех одинаковая форма — чёрная майка с эмблемой приюта — маленьким белым кружком, а по его краям четыре извилины, напоминающие змеек, — серые шорты и такие же серые кроссовки на шнурках. И безымянный чувствовал себя белой вороной вдвойне — помимо того, что он был никому неизвестным новичком, нужную форму для занятий ему не выдали, и то, что было на нём сейчас — подарок от больницы. Вернее, из акции, где люди жертвуют своей одеждой как раз для сирот. И так вышло, что эту акцию проводила и та больница, где лежал парень. И среди вещей оказались, по чистому везению, несколько маек и джинсов как раз в пору пациенту.
Наконец, когда сироты сдержанно простояли несколько минут, в зал вошёл довольно молодой мужчина лет тридцати — Александр Дмитриевич. По сравнению с отвратной Анной Ивановной, безымянному всё казалось молодым, что было младше семидесяти. У физрука было доброе лицо со светлой улыбкой и лучистыми глазами. Но то единственное, что привлекало внимание — худощавость. Безымянный никак не мог представить себе, как с такими тонкими руками можно было выполнять физические упражнения и вообще быть учителем такого предмета.
— Хей, парень! — позвал Александр Дмитриевич к себе безымянного, и тому стало ещё неприятней, что у него до сих пор нет имени. — Садись на скамейку, у тебя в справке написано, что ты только недавно вышел из комы. Остальные — давайте в вышибалы.