Перерождённые. Квадриптих 3. Рождённые для войны

– Фаниз, будь с ним хоть сегодня поласковее, – донеслись из столовой слова тёти Хани. – У него всё-таки сегодня день рождения.

– Обойдётся. Он мне кто? Сын? – зло и, видимо, выплёвывая крошки перемолотого зубами пирожка, ответил дядя.

– Племянник, – миролюбиво поправила его жена. – И ему сегодня исполняется восемнадцать.

– Ага, родственничек, – подтвердил дядя Фаниз, с шумом потянув горячий кофе. – Выродок твоего непутёвого братца. Отец был дебилом, и сын такой же вырос. – Остатки пирожка отправились в рот и спровоцировали появление чавкающего звука.

– Доброе утро, тётя, – громко поздоровался Габдулбар, входя в столовую. – Очень вкусно пахнет. Ваши шедевры и мёртвого могут из могилы поднять.

– Вспомни дерьмо – вот и оно! – поморщившись, рявкнул дядя. – А со мной ты здороваться будешь? Хозяин в этом доме всё-таки я!

– Доброе утро, дядя, – явно с нежеланием выдавил из себя слова Габдулбар.

– Сказал так, будто бы плюнул, – недовольно прокоментировал Фаниз. – Сказано, что дебил.

– Садись, племянник, покушай, хватит стоять у стола. Тебе ещё целый день работать. – Ласково пропела тётя Ханя.

– Спасибо, тётя, – Габдулбар с благодарностью посмотрел на женщину.

– Спасибо, тётя, – передразнил его Фаниз. – Ты поле у реки вчера допахал? – спросил он, пронзая племянника холодным взглядом.

– Нет, – отрицательно покачав головой, ответил Габдулбар. – Не успел немного. Два гектара осталось.

– А чего ж ты попу свою за стол мостишь?! – закричал мгновенно разъярившийся дядя и стукнул кулаком по столу так, что предназначенная для Габдулбара кружка с кофе подпрыгнула, крутанулась по краешку донышка и выплеснула практически всё своё содержимое на скатерть.

– Ничего страшного! Сейчас я всё уберу! – всплеснув руками, засуетилась тётя. – Габдулбарушка, подожди, я тебе сейчас новый кофе налью.

– Не нальешь, – остановил её встающий из-за стола дядя. – Позавчера он не успел засеять пшеницу, вчера – поле не допахал, а сегодня чего не успеешь, дылда восемнадцатилетняя?

– Всё успею, если поем, – спокойно ответил всё ещё не присевший за стол Габдулбар. – Вчера вы мне ни пообедать, ни поужинать не дали.

– А в моём доме действует закон: кто не работает, тот не ест. Ясно? – заявил дядя.

– Ясно, – тут же капитулировал оголодавший за сутки Габдулбар. – Но я же работаю и много. – Попробовал он неумело оправдаться.

– Недостаточно много! Слушай сюда, выродок! Ты будешь пахать столько, сколько я тебе скажу: за себя, за меня и за моих не родившихся детей! – набросился на племянника начинавший краснеть от нахлынувшего на него нервного возбуждения Фаниз. – И жрать ты сядешь только тогда, когда заслужишь эту привилегию.

– Да пошёл ты! – неожиданно спокойно произнёс Габдулбар.