Переселение. Том 1

— Схизматик, рито сервиано[76], хулишь бога! Помни — ум человеческий за горами, а смерть за плечами! В смертный час мы все творим молитвы богу. Каждый человек страшится перед уходом в бездну небытия. Однако при последней молитве, любой молитве, он отрешается от тьмы прошлого и приходит к пониманию вечности. Кто молится с душою, ощущает присутствие бога.

Тогда Исакович сказал, что он празднует свою славу на святого Стефана Дечанского{58}, что его патрон — святой Мрат, но вот молитвы из-за этих войн он все перезабыл. И надеется умереть не в постели, а с саблей в руках и с высоко поднятой головою.

Он не испугается смерти, точно баба темноты.

Старший францисканец, Габрич, заметил, что схизматики заблуждаются и не знают, что святой Мрат — в сущности святой Мартин. Был он кавалеристом, подобно капитану, и добрым католиком. Встретив однажды нагого бедняка, он отдал ему половину своего плаща. Был он француз и жил во Франции, в городе Туре!

Исаковичу, который хоть и позабыл молитвы, было досадно, что францисканец задевает его патрона, но он не захотел обижать так униженно благодаривших его монахов.

Чудеса в решете! Выходит, они, Исаковичи, уже бог знает сколько лет славят французского кавалериста как своего патрона, и в то же время они дрались с французами под Прагой и убивали их из пистолетов. Оказывается, их святой Мрат отдал половину своего плаща бедняку, и они, Исаковичи, почитая его, о том ничего не знают. Чудно́! Только он, Павел, не назовет Юрату города, где родился этот их святой покровитель. Узнав, что город называется Тур[77], Юрат обязательно что-нибудь брякнет. Все на свете глупо! Никогда бы он, Павел, об этом не узнал, не повстречай он в дороге этих францисканцев.

А что касается молитвы в смертный час, то это, верно, вздор! Болтовня!

Габрич схватил Исаковича за руку, пожал ее и посоветовал капитану не огорчаться из-за того, что схизматики не знают молитв! Молитва никогда не бывает втуне, даже если это простое бормотание. Его тезка, апостол Павел, говорит: «Дух подкрепляет нас в немощах наших; ибо мы не знаем, о чем молиться, как должно, но сам Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными»[78].

Так с этими францисканцами Исакович и доехал до Грана.

От Грана до Буды он ехал уже один, без всяких происшествий.

Когда Павел подъезжал к Буде, ему вдруг захотелось после всего пережитого в Вене спокойно отдохнуть в доме Трандафила или Ракосавлевича. Впрочем, он теперь и сам толком не знал, как относиться к этой жизни. Уж очень его надломила Вена.

Все получилось совсем не так, как он предполагал.

Но и в доме Трандафила ничего хорошего его не ждало. Правда, в то лето после дождей распустились душистые липы и акации, и город выглядел празднично. Расциянский город, поставлявший империи в прошлые войны стольких солдат, сейчас просто утопал в море печеных тыкв и кабачков, вареной баранины и выплаченных в тот год за верную военную службу талеров. Торговля, находившаяся в руках расциянских купцов, цвела, словно подсолнухи в тех краях.

Однако в доме Трандафила, где Павел рассчитывал спокойно отдохнуть, получить деньги за проданный в Темишваре дом и договориться о маршруте в Россию, он застал не веселье, а горе и причитания, как на панихиде.

Фемка, эта бой-баба из Футога, сбежала от своего Георгия. Достопочтенный Трандафил тщетно прождал ее с детьми всю осень и зиму. Старик весь как-то изменился и, казалось, тронулся в уме. Привел в дом каких-то родичей, чтобы те помогали ему, пока не вернется жена — если только она вообще вернется, — и они превратили дом в настоящий базар: ничто больше не стояло на своем месте. Счета были запутаны. Надвигалась катастрофа.

Когда Юрат позднее спросил, как именно убежала Фемка, Павел ничего толком не мог ответить. Трандафил не сказал ему этого, лишь твердил, что жену увел соседский подмастерье, ловелас и озорник, Бркич, и сам дьявол не знает, как Бркич все это состряпал, когда они закрутили любовь, неизвестно, ни куда они уехали, ни где находятся.

Сгинули, точно сквозь землю провалились. Зима уже не за горами, и ему, Трандафилу, надо будет заботиться о детях, о больных детях. А матери и горя мало.

Что же касается лошадей и предстоящей дороги в Россию, то пусть Павел не беспокоится: он, Трандафил, и Ракосавлевич все устроят, как надо. Капитан поедет как на свадьбу. Продадутся и его земля, и дом. И деньги будут. Пусть не тревожится. А вот он, Трандафил, теперь не тот, что был, и не будет таким уже никогда.

Он, Исакович, сказал купец, все витает в облаках, все чего-то ищет. Царства у него виноваты в том, что счастье не улыбнулось людям. Уходит из австрийской армии и думает, что виноват в том Гарсули. Что может Гарсули сделать со всеми своими кирасирами? Ничего! Вот коли попадется человеку плохая жена, тут уж несдобровать! Никто не в силах так погубить за здорово живешь человека, как дурная жена. Обведет мужа вокруг пальца, да так, что не поможет и сам святой Мрат!