Пересмешник. Пригожая повариха

Написавши, или, лучше, списавши сии стихи, запечатал их и послал к своей любовнице с слугою. Но выдуманное сие изъяснение ей не понравилось. Она приказала сказать слуге его господину, чтобы он не осмеливался вперед писать таких бредней и не отваживался бы присылать к ней, ежели не хочет быть таскан. Но простофиля мой от того не умудрился и написал еще за то на нее сатиру, за что дядя посадил его на хлеб да на воду, чему он был рад, ибо случалось, что не едал дни по три сряду, затем что деньги употребил на амуры, а после сидит голодом. Действительно бы так должно было сказать, это бы было ближе к природе и к самому моему дурню, однако в рассуждении повести попротиворечу я сам себе. Итак, он радовался тому для того, что будет кушать ржаной хлеб, к которому он привык в деревне; а дядино кушанье ему не казалось, потому что он не знал в нем вкусу и всегда говорил, что сделано оно по-немецки и казалось ему приторно. Годится тут пословица: «свинья на небеса не смотрит». Еще обещаю я объявить поболее в своем месте о неудачных его открытиях, и наконец о его свадьбе. Оставим его теперь с мантилетом, асалопом, исподницею и пухом и дадим ему надежду в его любви. Он не преминет и еще изъясниться. Сатира же его следующего содержания:

Цыганы, говорят, проворны на обманы,Искусней их жиды втираются в карманы,Шишиморы[69] везде, где спрятано, найдут,Но воры больше всех убытка наведут;Огонь в свирепости не сделает измены,Поест и попалит богатство все и стены;Кому у них в руках случится побывать,Немедля должен тот котомку надевать.

Но тем хоть он еще останется доволен,Что будет он в своем уме и сердце волен;А я у них в когтях хотя и не бывал,Однако никогда скуднее не живал.Доколе кровь моя в груди не клокотала,Пока с любовью мысль моя не хлопотала;Она меня, ольстя, плутовка, провелаИ в сеть к обманщице лукавой завела,Которая ворам хотя не подражала,

Но все к себе мои пожитченки прижала.Теперь подщипан стал как быстрый я сокол,Легохонек, и чист, и не раздевшись гол!Не знаю, где она пронырствы выучает,Что самых шильников[70] в обманах превышает;От вора завсегда печемся мы прибрать,А к ней, плутовке, сам старался я таскать;Она передо мной ласканьи рассевала,Моя же от часу мошна ослабевала.

Но я ее лукавств тогда не примечалИ только, хоробрясь, червонцами стучал,В том мненья будучи: хоть деньги не мякина,Да девкой не они владеют, а детина.Но как я был прельщен и как я изумился,Когда любовницы и денег вдруг лишился;Знать, деньги, а не мы владеют над сердцамиИ что мы с ними лишь бываем молодцами.Без них страмцы, глупцы, сквернавцы, шалуны,

Да девки, лих, всегда над нами колдуны.Хоть ими иссушен, обманут и обруган,И ото всех сторон чистешенько обструган,Всегда валишься к ним в любовны кандалыИ впишешься у них в глупцы и шебалы[71].Вот так-то и меня одна из них взнуздалаИ, обобрав кругом, в безумцы записала.Совсем не человек, кто падает в их сеть,Он, века не дожив, плетется умереть.