Бернард Корнуэлл

Перестрелка Шарпа

(Ричард Шарп и оборона Тормеса, август 1812 года)

— Добро пожаловать в Сан-Мигель, капитан, — сказал майор Люциус Таббс стоящему рядом с ним офицеру, — где «благорастворение воздухов и в человецех благоволение».

— Аминь, — сказал сержант Патрик Харпер, стоящий между двумя офицерами, не обращавшими на него внимания. Майор Таббс,[1] в полном соответствии со своим именем, был полным мужчиной с бледным пухлым лицом. Он стоял сейчас на бастионе маленькой крепости Сан-Мигеля и выстукивал ладонями по парапету в такт какой-то воображаемой мелодии. Рядом, возвышаясь над низкорослым Таббсом, стоял худой человек со шрамом. На нем была зеленая куртка стрелка, вся в заплатках из простой бурой ткани, что делало ее при взгляде издалека похожей на плащ фермера. Ниже залатанной куртки виднелись кожаные кавалерийские штаны, принадлежавшие некогда полковнику наполеоновской императорской гвардии, а на боку висел тяжелый кавалерийский палаш, которым он и убил этого полковника.

— Здесь мы можем не беспокоиться, Шарп, — сказал Таббс.

— Рад слышать это, сэр.

— Французы ушли, — Таббс помахал рукой, намекая на то, что французы просто испарились. — Мы сделаем свою работу в этих Елисейских полях! — Шарп не представлял себе, что такое Елисейские поля, но не был намерен спрашивать, ведь ясно, что имелось в виду то приятное местечко за речкой, тихое и спокойное, залитое испанским солнцем. — Здесь только вы и я, — восторженно продолжил Таббс, — наши великолепные люди, а вина в погребах хватит, чтобы фрегат не сел на мель.

— Аминь, — снова сказал сержант Харпер.

Шарп повернулся к нему.

— Сержант! Возьми трех надежных ребят и разбей каждую чертову бутылку!

— Шарп! — вскричал Таббс, уставясь на стрелка так, будто не поверил своим ушам, — разбить бутылки?

Шарп глянул прямо в глаза Таббсу.

— Лягушатники может и ушли, но война еще не выиграна. И если их войска пересекут эту дорогу, — он указал на юг вдоль дороги, пролегавшей от моста к крепости, — тогда ни вы, ни я не захотим, черт побери, полагаться на кучу пьяных стрелков, неспособных даже зарядить винтовку, и уж тем более неспособных стрелять.

Таббс взглянул в ту сторону, не увидев ничего, кроме невозделанных полей, растущих оливковых деревьев, виноградников, белых фермерских домов и ярко-красных маков.

— Но здесь нет французов! — возразил майор.

— Ни одного, сэр, — храбро поддержал майора Харпер.

— Здесь везде чертовы лягушатники, — настаивал Шарп. Пока мы не очистим эту проклятую землю от проклятых лягушатников, нельзя говорить, что их здесь нет!

— Но не разбивать же бутылки, Шарп, — настойчиво сказал Таббс. — Это хорошее вино, очень хорошее, и бесспорно, это частная собственность. Вы подумали об этом? — Майор, нахмурившись, глянул на Шарпа, и видя, что не убедил стрелка, попытался еще раз. — Почему просто не запереть дверь?

Шарп вздохнул.

— Ни моих людей, ни, осмелюсь предположить, ваших, сэр, замок не остановит более чем на полминуты. Сержант!

— Сэр!

— Вытащи из погреба бутылки и разбей их на мосту, — приказал Шарп. Погреба форта были немного ниже уровня каменных плит и Шарп не желал, чтобы вино заполнило ямки и солдаты могли вычерпывать его ладонями.

Таббс вздохнул, но не стал отменять приказ. Он был представителем старшего интенданта, и хотя носил голубой мундир, щедро покрытый серебряными галунами и его ранг соответствовал званию майора, он был гражданским человеком. Его делом было снабжение армии мушкетами, порохом и зарядами, и Люциус Таббс никогда не видел битвы, тогда как темноволосый, покрытый шрамами человек прошел через многие из них. Капитан Ричард Шарп когда-то был рядовым и поднялся до офицера потому что был хорошим, отличным солдатом и Таббс опасался Шарпа больше чем французов, хотя и не признал бы этого.

— Сержант, — позвал Таббс Харпера, который неохотно спускался по ступенькам со стены. — Возможно, мы могли бы сохранить несколько бутылок? Для медицинских нужд? — Таббс сказал это, оглядываясь на Шарпа. — Разве не призывает нас хорошая книга: «употребляйте помалу вино ради живота твоя? — упрашивал Таббс.

— Две дюжины бутылок в мою комнату, сержант, — сказал Шарп, — ради живота моя.

— Так точно, сэр, две дюжины, — сказал Харпер и спустился вниз.

— Всего две дюжины? — взмолился Таббс.

— Когда речь заходит о бутылках ликера, майор, — сказал Шарп, — сержант Харпер не умеет считать. Он принесет ко мне в комнату шесть дюжин и столько же где-нибудь припрячет, но если я не определю рамки, мои ребята подумают, что здесь кабак. Так нельзя. Мы должны делать дело.