А.П.
Внутренний надрыв, наверное, начался с интернатовского детского периода, с тоски по родине, дому, маме и полного безделья, поскольку в интернате делать особенно нечего. В субботние дни все дети разъезжались, а я жил далеко и забирали меня только по большим праздникам. Поэтому выходные превращались в мрачное время. Отрывался я в спортзале, но поскольку время все равно оставалось, то еще и рисовал постоянно. От скуки и безысходности заполнял временные пустоты театральными постановками.Уже к шестому классу я произвел свой первый художественный продукт – игральные карты. Потихоньку собирал календарики со всякими тракторами, а на обороте рисовал голых баб. Вызвали мать, поставили в известность, что сын рисует карты, ну а мать, как все матери, проявила адекватную реакцию: «О, це мой Сашко, так гарно малюет?!». Ей говорят: «Вы посмотрите, что там нарисовано!». А она отвечает: «А какая мне разница, гарно же рисует»… Так мать и стала первым ценителем моего творчества.
Но не она единственная меня поддерживала. Как-то раз ехал в город Камешково домой со студентами суриковского института. Посмотрели они мои почеркушки и на станции, когда я сходил, сказали матери, чтобы она обязательно послала меня учиться. Мать задумалась и отправила меня во Владимирское художественное училище. Было это где-то в 1972-м году. Меня приняли, а через год выгнали. Застукали нас за тем, что рисовали мы своих же однокурсниц в трусах и лифчиках, и обвинили в производстве порнографии.
Потом было Харьковское художественное училище, где я тоже долго не проучился. На этот раз выгнали за то, что не прочитал «Малую землю» Брежнева, и еще из-за баламутства. Одевался я неказисто, и так мне стыдно стало за свой внешний вид, что я купил штаны из рогожки, твидовую рубашку, и думал, что вид у меня слишком замажоренный. И мне из-за этого студенты старших курсов темную сделали. Потом подался в столицу. Мол, вот столица, ура, жизнь, строгановка. Но и здесь не больше года… И я вошел в такой ритм: год учусь, год отдыхаю. Наряжались тогда немногие, на студентах строгановки лежал отпечаток какой-то зачуханности. Мне сейчас самому мила вся та обшарпанность, но тогда это был мрак. Стильно одетых людей было очень мало; как правило, это были люди, выезжавшие за границу.
М.Б.
Как ты вошел в художественно-музыкальную тусовку?А.П.
Шел 1985-й год, расцвет неформальщины. Появилась Рок-лаборатория. Моя подруга из строгановки Маша Круглова пригласила меня оформить рок-концерт скульптурами в ДК Горбунова в 1986-м году. Идея была такова: внизу стоял мент огромный, потом Павлик Морозов, Зоя Космодемьянская, Космонавт, и вся эта композиция получила название «Белый балет». Скульптуры были сделаны из бумаги и связаны красной нитью, которая тянулась от первого до третьего этажа. И тут началось «Эльдорадо»: я познакомился с кучей офигительных людей. Встретил Гарика, известного как «Асса», познакомился с Гором Нахалом, Катей Рыжиковой, они сами пришли, как уже сложившаяся труппа. Так я и попал в московскую тусовку иной молодежи, которая высосала тонну времени. С плюсами и минусами, но убегать было уже нельзя. Как поговаривал Гарик: «От нас не уходят, от нас уносят».Встретил я как-то Гарика, и он меня спрашивает, мол, ты все еще в строгановке? А меня уже перестали выгонять, и я тогда общался с Ильей Пигановым, Валерой Черкашиным, которые приезжали ко мне в строгановку учиться рисовать. Я в ответ спрашиваю Гарика: «А ты чем сейчас занят?» А он мне так просто, без особых понтов, отвечает: «А я – отец авангарда». Я ему: «А что, такая должность существует?». А он мне, мол, это не должность, а обязанность.
Он тогда как раз всех собирал на «Поп-Механику». Я видел их одну или две, и на меня они не оказали особого влияния, потому что Курехин для меня прежде всего музыкант. Запад повлиял больше, даже северо-запад, в виде
М.Б.
Была такая практика совместного творчества, когда мастер подтягивал за собой последователей, что и делал Гарик. Соучастие, вовлечение в творчество и пополнение рядов адептов нового культа до 1987-го года практиковалось активно и на улице и в сквотах.А.П.
Гарик строил птушников, наряжал, ирокезы выстригал и грузил их, что они звезды. Все мажоры и богема тогда смотрели ему в рот. Он привез свой модный балаган в Питер, шевелил местную интеллигенцию, неформальных художников и музыкантов. Гарик возил из Москвы самое важное – кадры, которые участвовали в «Поп Механике» у Курехина. Возвращаясь к событиям на концерте-выставке в ДК Горбунова, там я и встретил в новом качестве Гарика, который в Москве уже был известен как Гарри «Асса».М.Б.
Почему в новом?