Переулки страха

Когда я вошел, он сидел в той же позе, в какой я его оставил, словно и не было никакого шума и грохота, хотя его пухлое лицо было багровым – словно только что ему пришлось потрудиться.

– С вами все в порядке? – спросил я самым спокойным тоном, но все же не смог удержаться и оглянулся, чтобы доподлинно убедиться в том, что мы и вправду одни.

– Для завершения дела нужна лишь ваша помощь! – провозгласил мистер Абрахамс. – Сядьте подле меня и вкусите «Лакоптоликуса» – и завеса падет с наших земных глаз. Что бы вы ни увидели и ни услышали – храните молчание ради своей жизни. Ни слова, ни звука!

Манеры его странно изменились, стали величественными и сдержанными, а вульгарность истинного кокни рассеялась. Я сел на стул, который мне указали, и стал ждать результата.

Мой товарищ сгреб камыш с пола, где мы сидели, и, опустившись на колени, мелом описал полукруг, охвативший нас обоих и камин. По краю полукруга он начертал несколько загадочных иероглифов, удивительно напоминающих знаки зодиака. Потом он поднялся и прочел некое заклинание, проговаривая его так быстро, что оно практически слилось в единое слово, язык был диким и гортанным. Закончив эту молитву, если то была молитва, он достал флакон, который ранее уже показывал мне, и налил в рюмку две чайные ложки прозрачной жидкости, после чего протянул рюмку мне, чтобы я выпил.

Жидкость пахла слабо и сладковато, запах ее был похож на аромат некоторых сортов яблок. Я колебался, пить ли мне, но мистер Абрахамс сделал нетерпеливый жест – и я отбросил сомнения. Питье на вкус не было отвратительным. Не чувствуя пока что никаких изменений, я откинулся на спинку стула и приготовился к тому, что должно было произойти. Мистер Абрахамс уселся рядом и, поглядывая на меня время от времени, продекламировал еще несколько заклинаний – наподобие того, что прозвучало раньше.

Чувство некоторой сладкой истомы и восхитительного тепла овладело мною – может, из-за огня, горящего в камине, а может, еще по какой-то причине. Непреодолимое желание уснуть сковывало веки, но мозг мой работал – и в нем мелькали сотни чудесных и превосходных идей. Я был настолько безучастным, что, когда мастер Абрахамс положил руку мне на грудь, словно бы желая проверить, бьется ли сердце, я ни слова не сказал ему и не спросил, в чем причина столь вольного его поведения. Все в комнате сплеталось и кружилось в медленном танце, средоточием которого был я. Огромная голова лося – чей-то охотничий трофей, висевший в дальнем конце зала, – медленно и плавно покачивалась туда-сюда, а на столе массивные подносы танцевали менуэт с ведерком для льда и серебряной столовой вазой. Голова моя налилась тяжестью и упала на грудь, и я бы непременно потерял сознание, но тут в дальнем конце зала отворилась дверь.

Дверь эта вела на помост, который, как я уже говорил, служил для пиров главы дома. Дверь качнулась на старых петлях, я сел в кресле, как подброшенный, вцепившись в подлокотники, и с ужасом вглядывался в открывающуюся тьму. Нечто вылетало из нее – бесформенное, бесплотное, но все же ощутимое. Оно было тусклым и мрачным. Нечто пересекло порог – и вслед за ним хлынула волна ледяного воздуха, которая словно прокатилась сквозь меня, заморозив мое сердце. Я ощутил таинственное присутствие, а потом голос, более всего похожий на жалобы восточного ветра в ветвях сосен на пустынном морском берегу, провещал:

– Я – невидимое Ничто. Меня трудно ощутить, и все же я волнуемо страстями. Я электрическое, магнетическое, спиритуальное. Я великое дыхание эфира. Еще собак убиваю. Смертный, выберешь ли ты меня?

Я хотел вымолвить хоть слово, но язык мой прилип к гортани. Прежде чем я смог что-то промычать, тень метнулась через зал и исчезла, а по помещению пронесся печальный вздох.

Я снова взглянул на дверь – и с изумлением увидел крохотную старушонку, ковылявшую ко мне из темноты. Она прошлась по залу несколько раз, а потом села на краю очерченного полукруга и подняла голову. Лицо старухи дышало такой лютой злобой, что я не забуду его никогда. Все грязные страсти этого мира оставили свой след на этой отвратительной маске порока и греха.

– Хо! – заголосила она, протягивая ко мне сморщенные руки, более похожие на когти скверной птицы. – Видишь, кто я? Я дьявольская старуха! Я хожу в шелках табачного цвета. Мое проклятье обрушивается внезапно. Сэр Уолтер был без ума от меня. Стану ли я твоей, смертный?

Я изо всех сил попытался потрясти головой – и старуха, взмахнув клюкой в мою сторону, исчезла.

Глаза мои вновь устремились на дверь – и я уже не удивился, когда в зал вошел высокий человек с благородной осанкой. Он был смертельно бледен, и локоны черных волос ниспадали ему на спину. Лицо его оканчивалось острой короткой бородкой. На нем были просторные одежды из желтого атласа, а шею его окружал белый воротник. Он пересекал зал медленно и величаво. Обернувшись ко мне, он заговорил – и голос его был нежен и полон чувства.