Переулок Мидак (ЛП)

— Это ты лучшая в мире. А они все — ничто, разве что один, у которого есть жизненная искра, но и он стал моим братом!

Этими словами она намекала на Хусейна Киршу — своего молочного брата, чем напугала мать, и та критическим тоном в волнении сказала:

— Как ты можешь так говорить?! Я не сделала его твоим братом, никто не может сделать вас братом и сестрой, он твой молочный брат, как повелел Аллах…

Но дух безумия завладел девушкой, и ради забавы она сказала:

— А разве не могло быть так, что он всегда сосал молоко из одной груди, а я — из другой?

Мать пнула её в спину и закричала:

— Да разразит тебя Аллах!..

Девушка с презрением процедила:

— Пустой переулок!

— А тебе подавай высокопоставленного чиновника?!

Хамида вспылила:

— А чиновник это Господь Бог?

Мать только вздохнула:

— Ох, если бы ты умерила своё тщеславие..!

Дочь ответила ей тем же тоном:

— Ох, если бы ты хоть раз в жизни поступила разумно..!

— Ты ешь и пьёшь за мой счёт и такая неблагодарная! Ты помнишь, как ты развязала свой язык по поводу того джильбаба?!

Хамида изумлённо ответила:

— А джильбаб разве ничего не значит?!.. Да грош цена всему этому миру без новой одежды! Ты считаешь, что первую красавицу, у которой нечего надеть и ничем украситься, следует заживо хоронить?!

Затем голос её наполнился сожалением, и она добавила:

— Ох, если бы ты только видела тех евреек-работниц на фабрике! Все они щеголяют в такой красивой одежде. Да, грош цена тогда этому миру, если мы не можем носить то, что нам нравится!

Мать обидчиво ответила ей:

— Эти работницы лишили тебя самоконтроля, а еврейки ещё и разума. Ох, если бы ты успокоилась…

Хамида не обратила внимания на её слова: она продолжала заплетать волосы, и вытащила из кармана маленькое зеркало и установила его на спинку дивана, затем встала напротив него, немного склонившись, чтобы видеть своё лицо, и удивлённо пробормотала:

— Как жаль, Хамида! Почему ты здесь, в Мидаке? И почему твоей матерью является женщина, не отличающая обычную пыль от золотой?!

Затем она скользнула к единственному окну в комнате, выходившему на переулок Мидак, и протянула руки к открытым ставням, потянув их на себя, пока между ними не осталось всего нескольких дюймов. Она оперлась локтями на окно и кинула взгляд на переулок, переводя его с места на место, и язвительно заметила, будто говоря сама с собой:

— Здравствуй, переулок нашего Господа и счастья! Долгих лет жизни тебе и твоим славным жителям. Какой же тут прекрасный вид, какие же замечательные эти люди! Что же я вижу?! Вот Хусния-пекарша сидит на пороге у печки, словно мешок, одним глазом глядя на лепёшки, а другим — на Джаду, мужа своего. Он же работает из страха перед её кулаками и пинками. А вон там — учитель Кирша, владелец кофейни, склонил голову, будто спит, однако он совсем не спит. А дядюшка Камил погрузился в сон, пока мухи своевольно пляшут на подносе с басбусой. Ах, опять этот Аббас Аль-Хулв пялится в моё окно, красуясь и флиртуя. Он даже не питает сомнений, что такой взгляд бросит меня к его ногам, пленённой любовью к нему. Ох, поймёте вы меня, прежде чем погибнуть! А вот и господин Салим Алван, владелец конторы, только что напялил очки, поглядел, и снял их, затем вновь надел. В первый раз этот взгляд был случайностью, скажем так, но второй-то, Салим-бек? О господи, каков этот его второй взгляд! Чего тебе надо, мужик, чего надо, бессовестный старикашка?!… Такая случайность происходит каждый день примерно в одно и то же время! Если бы ты не был мужем и отцом, я бы обменивалась с тобой взглядами и приветствовала бы тебя. Вот и всё, вот он — переулок. Так зачем же Хамида так запустила свои волосы, что в них завелись вши?!.. Ух… Вот и шейх Дервиш идёт, стуча по земле своими деревянными башмаками…

— Шейх Дервиш больше всех вправе стать твоим мужем!

Девушка не обернулась к матери, но пошевелив бёдрами, словно пританцовывая, сказала:

— Какой же могущественный он человек! Говорят, он потратил сто тысяч из любви к нашей госпоже, святой Зейнаб, так неужели он поскупится ради меня десятью тысячами?

Тут она внезапно отошла от окна, словно ей наскучило наблюдение за улицей, и снова вернулась к зеркалу, бросив на себя изучающий взгляд. Вздохнув, произнесла:

— Как жаль, Хамида, как жаль…

4