Переулок Мидак (ЛП)

Тут она заметила невдалеке фабричных девушек-работниц, что приближались к ней, и бросилась в их сторону, вмиг избавившись от всех мыслей с растянувшейся на губах улыбкой. Они тут же поздоровались и принялись болтать друг с другом. Она же внимательно изучала их лица и наряды критическим взглядом, завидуя тому, какой свободой и высоким положением они обладали. Те молоденькие девицы из квартала Дараса в особых, тяжёлых условиях военного времени оставили унаследованные ими традиции и начали работать в общественных местах, следуя примеру евреек. Они пришли на работу изнурённые, истощённые, бедные, и уже очень скоро познали превращения: сытость заняла место голода, платья — наготы, полнота — худобы, и вслед за еврейками они стали заботиться о своём внешнем виде и стройности. Были и такие среди них, которые говорили непонятные иностранные слова и не стеснялись брать друг друга под мышку или под локоток и даже идти в обнимку по улицам, где продавалась любовь. Они кое-что знали и брали жизнь штурмом. Её же юный возраст и неопытность лишили её возможностей, которыми пользовались они. Хамида фальшиво улыбалась им, и тоска заполняла её изнутри от зависти к их утончённой жизни, нарядной одежде и полным карманам. Она деланно, неискренне смеялась вместе с ними, пока завистливое чувство пожирало её сердце: она бы не колеблясь растерзала бы их, пусть и в виде шутки при малейшей оплошности с их стороны: платье вот у этой, например, коротко и нескромно, а у той нет вкуса. Третья отводит глаза от пристального взгляда мужчин, а четвёртая будто забыла уже те дни, когда вши ползали по её шее, подобно муравьям… Без всяких сомнений, эти встречи с ними вызывали у неё постоянный бунт, но были и самым большим её развлечением длинными днями, наполненными досадой и стычками. Поэтому она однажды сказала матери, вздыхая:

— Вот у евреек — это настоящая жизнь!

Та в тревоге воскликнула:

— Ты отродье Иблисов, в тебе нет ни капли моей крови!

Старательно пытаясь рассердить мать, девушка сказала:

— А разве не может так быть, чтобы я вела свой род от пашей, пусть даже я и незаконнорожденная?!

Женщина лишь покачала головой и съязвила:

— Да упокоит Аллах твоего отца-продавца фруктов из Маргуша…

Она шла между подружек, гордясь своей красотой и вооружась длинным острым язычком, довольная, что глаза прохожих часто скользили по ним и останавливались больше на ней, чем на других. Почти дойдя до улицы Муски, она бросила взгляд на дорогу и увидела Аббаса Аль-Хулва, который шёл чуть поодаль от них и глядел на неё своим привычным взором. Она задалась вопросом, что же заставило его оставить свою лавку в такой непривычный час? Неужели он специально преследует её?.. Разве его ещё не убедило выражение её глаз?.. Несмотря на всю свою бедность, он был элегантным, как и все, кто принадлежал этому ремеслу, и его присутствие не докучало ей. Она говорила себе, что ни одна из её приятельниц и надеяться не могла найти себе лучшую партию, чем он. Сама же она испытывала к нему странные неясные чувства: с одной стороны, он был единственным юношей в переулке, который годился ей в мужья, но с другой стороны, она мечтала о муже, подобном тому богатому подрядчику, которого заполучила её соседка из Санадикийи. Она даже не любила и не хотела его, но в то же время и не отвергала. Вероятно, его страстные взгляды очаровывали её…

По привычке она шла вместе с другими девушками до конца Дарасы, а потом одна возвращалась в свой переулок. И на этот раз, идя между ними, она украдкой бросала взгляды и больше не сомневалась, что он намеренно следует за ней и намерен нарушить наконец своё молчание. Ощущения не подвели её: едва она распрощалась с последними девушками и развернулась назад, как он с тротуара подскочил к ней неровными шагами. Лицо его красноречиво свидетельствовало о переживании. Он приблизился, пока не оказался прямо напротив неё, и содрогающимся голосом заговорил:

— Добрый вечер, Хамида…

Она обернулась к нему будто встревоженная столь неожиданным его появлением, что застало её врасплох, затем нахмурилась и, не говоря ни слова, ускорила шаги. Лицо его залила краска, однако он повторил с упрёком:

— Добрый вечер, Хамида.

Она испугалась, что если промолчит в этот раз, стремительно продолжая свой путь, остальные девушки успеют дойти до оживлённой площади ещё до того, как он скажет, что ему нужно. Она желала это услышать, и потому тоном возмущения сказала:

— Ох, какой позор! Сосед, и ведёт себя как чужой!

Аббас с пылом вымолвил:

— Да, и правда, я сосед, но я не веду себя, словно чужак какой. Разве соседу нельзя поговорить с тобой?

Она нахмурилась:

— Да, но только сосед защищает соседку, а не нападает на неё…

Он искренне и горячо парировал:

— Обязанности соседа мне хорошо известны, мне никогда и в голову не приходило нападать на тебя. Нет, не приведи Аллах. Но я лишь желаю поговорить с тобой, ведь нет ничего позорного в том, чтобы сосед разговаривал с соседкой.

— Как ты можешь такое говорить?!.. Разве не оскорбительно, что ты преграждаешь мне дорогу и устраиваешь скандал?!