На краю Бен-Тиуса создавали новые поля. Участок пустыни очистили от камней, сровняли и с помощью машины, напоминавшей снегоочиститель, окружили двойной дамбой. Возникшие при этом каналы соединили с колодцем. Теперь, открыв отверстие в насыпи, можно, по желанию, залить поле водой.
Заливные поля переливались на солнце, и мокрый, бурого цвета песок блестел, как жирная пахотная земля… Два молодых крестьянина, подвязав рубашки у бедер, с мотыгами через плечо шли вброд по канавам, протянувшимся вдоль дороги.
— По воде лучше ходить? — спросил я.
Смеясь, оба жестами объясняли: по сухой каменистой почве они ходили годами. А теперь у них водные пути!
Один из парней взял ком глины, слепил из него шар и с шумом бросил в воду. С сияющим от радости лицом он сказал: «L’eau: russki ingenieurs! Pour nous: beaucoup fluus!» Эта смесь арабского с французским означала: «Вода советских инженеров принесет нам много денег».
Как выглядел Бен-Тиус два месяца назад, мы узнали после получасовой поездки по зыбучим пескам в оазис Лиуа. Поля здесь лежали под слоем белой пыли, как будто их покрыл иней. Пальмы растрепанными метлами печально торчали на фоне неба. У одних осталось два-три веерообразных листа, другие стояли совсем голые. Земля под пальмами, на которой в Бен-Тиусе росла трава, здесь была покрыта твердой соленой коркой.
Уже много лет колодцы Лиуы дают только соленую воду, которая постепенно губит растительность на полях и плантациях. Оазис обречен на смерть.
Но в четырех километрах отсюда в Сахаре мы увидели надежду Лиуы — буровую вышку советских инженеров. Они и здесь установили ее на холме посреди большого шотта — высохшего соленого озера.
Алжирские рабочие меняли деталь установки, руководил ими буровой мастер из Баку по фамилии Бушев. Бурение производили в две смены. Постоянно присутствовал только один советский мастер, но сегодня на скважину прибыли и несколько инженеров. Шилкор стал на колени у буровой щели и наполнил пробирки водой — это проба для анализа.
— Здесь мы столкнулись с большими трудностями — просачивается соленая вода, — пояснил он. — Пришлось вставлять трубы, а промежутки между ними заполнять специальным цементным раствором. Это нас очень задержало.
В этот момент невдалеке на дороге остановился грузовик. Из него вышли несколько жителей оазиса. Они подошли к буровой вышке, склонились над источником, помочили в нем руки, а затем облизали пальцы.
— Крестьяне-финиководы каждый день приходят пробовать воду, — сказал Шилкор. — Так, по содержанию соли в воде, они контролируют нашу работу, чтобы знать, скоро ли конец!
— Можно ли нам приготовить фотокамеру, чтобы заснять момент, когда пойдет вода?
Шилкор, смеясь, показал на жителей оазиса, возвращавшихся к машине:
— Они уезжают. Значит, сегодня ничего не произойдет! Но я уверен, когда мы наткнемся на пресную воду, все жители, как и в Бен-Тиусе, будут тут как тут. Но вам-то вряд ли можно так долго ждать… Мы дошли пока до двести тридцать седьмого метра, а рассчитываем на хорошую воду только после пятисот!
— Всегда одно и то же: приезжаешь либо слишком рано, либо слишком поздно! — жалобным тоном произнес Альфред и в раздумье сел на кучу труб. — Ликование под фонтаном воды в Сахаре… неплохой кадр!
Я сидел в машине и писал… рождественские поздравления! В окно я видел, как мимо проплывали песчаные дюны, видел стада верблюдов, причудливые скалы, а между ними кое-где карликовые оазисы из трех-четырех пальм. Затем дорога начала постепенно подниматься в гору, и, как бы под влиянием моих рождественских мыслей, с каждым километром становилось все холоднее.
Глубокие ущелья, густые леса пиний и дубов, горы высотой до двух тысяч метров — таков массив Аурес на востоке Алжира. На отвесных склонах лепятся деревни, центр которых образуют гелаа[42]
— похожие на крепости зернохранилища. Пробраться к ним можно только по узким ступенькам, выбитым в скалах, или по веревочным лестницам.Этот район с его неприступными деревнями-крепостями много веков был недосягаем для иноземных завоевателей. Гордые (берберы Ауреса выстояли против нашествий вандалов, византийцев, турок и долгое время оказывали сопротивление войскам французских колонизаторов. В этих горах, история которых богата освободительными войнами, в ноябре 1954 года началась героическая (борьба алжирцев за независимость. С тех пор Аурес считается колыбелью алжирской свободы.
Когда мы достигли Батны — главного города Ауреса, было уже темно и очень холодно. Термометр показывал два градуса выше нуля. Четыре часа назад в Сахаре мы изнывали от тридцативосьмиградусной жары.
В Батне мы встретили группу механиков из Карл-Маркс-Штадта, работавших на строительстве текстильного комбината. Обрадованные встречей, они пригласили нас на ужин и дали возможность смыть с себя пыль пустыни под горячим душем. На следующее утро они показали нам стройку и помещения, где обучали своих алжирских коллег управлять текстильными машинами.