Переварот

Из учебников истории были попросту выброшены упоминания о деяниях российских правителей, полководцев, учёных, деятелей литературы и искусства. Любые события российской истории объявлялись положительными или отрицательными вовсе не в смысле понимания какого-либо блага или вреда для России. Поскольку провозглашалось, что не существует никакого блага России, а есть только благо для пролетариев и крестьянства. А лица, рассуждавшие о благе России, на самом деле пеклись о благе её правящих классов, а именно благе помещиков и капиталистов. Поэтому история преподавалась только с позиции истории борьбы классов, истории угнетения и борьбы с этим самым угнетением.

Как следствие, деятельность любого государственного деятеля российской истории, любого правителя, военачальника, дипломата рисовалась ими исключительно в чёрных красках, как деятельность бесконечно враждебную и невежественную. Именно тогда расцвели перепевы про агрессию и завоевательные войны царизма, ограбление им порабощённых народов. История же России представлялась ими бесконечной цепью ошибок и преступлений.

Да и трудно было, конечно, ожидать от тогдашних историков или общественных деятелей одобрительной оценки, например, деятельности полководцев 1812 года, если совсем недавно руководство большевистской партии придерживалось лозунга поражения в войне своей собственной страны.

Так что явление это не было случайным вывихом политического сознания. Это, пожалуй, с наибольшей силой выражало тогда самую сущность большевистского режима. Самый его главный смысл существования.

Одним из ярчайших представителей этого течения был знаменитый историк М. Н. Покровский, которого именовали тогда не иначе, как «создатель советской исторической науки». Успешность и востребованность подобных взглядов наглядно подтверждается и чисто формальными, внешними, так сказать, признаками его деятельности. Когда ещё и где активно занимающийся научной деятельностью учёный мог похвастаться настолько высоким положением во властных структурах. Подсчитано было, что М. Н. Покровский занимал в большевистском правительстве и партии одновременно двенадцать руководящих постов.

С мая 1918 года и до конца своей жизни (1932 год) он был заместителем наркома просвещения РСФСР, отвечал в правительстве за сферу науки и высшего образования. Иными словами не просто отстаивал свои научные взгляды, но директивно внедрял их в масштабах всей страны, во всех её учебных заведениях, как единственно марксистское, а потому единственно верное, учение.

Наряду с этим Покровский возглавлял Коммунистическую академию и Институт красной профессуры, был председателем Общества историков–марксистов, заведовал Центрархивом чуть ли не со дня его основания, возглавлял ряд других организаций в сфере науки и идеологии. Одновременно был редактором ряда исторических журналов.

Иными словами, была это в чистом виде не диктатура даже, а абсолютная всеподавляющая власть одной исторической школы. Школы, наиболее полно и всесторонне обеспечивавшей борьбу с патриотическими воззрениями.

Как видим, такие взгляды позволяли тогда вознестись к самым вершинам государственной власти. И, наоборот, любые, самые незначительные публичные проявления национального русского сознания предполагали тогда мгновенное и неотвратимое низвержение любого человека, какой бы пост он тогда не занимал. И как бы ни был на своём посту незаменим как специалист высокого класса.

Такой пример можно найти в воспоминаниях человека, которого можно заподозрить в сталинизме в самую последнюю очередь. Я имею в виду Льва Давидовича Троцкого. Во втором томе своего трёхтомного труда «Сталин» он припомнил такой примечательный, но совершенно негромкий эпизод:

«…Во время польской войны в военном журнале появилась грубо шовинистическая статья о «природном иезуитстве ляхов» в противовес «честному и открытому духу великороссов». Особым приказом журнал был прикрыт, а автор статьи, офицер генерального штаба Шапошников, отстранен от работы…»

Борис Михайлович Шапошников занимал в то время должность начальника Оперативного управления Полевого штаба Реввоенсовета Республики. Иными словами, возглавлял наиболее важное и ответственное управление в высшем оперативном органе Главного командования Красной Армии в годы Гражданской войны.

Заметим. Журнал был военный, а значит, по определению не имел широкого распространения среди читающей публики. Такие издания обычно рассчитаны на достаточно узкий круг читателей. И, тем не менее, даже это соображение не остановило карательной меры большевистской власти.

В общем-то, понятно, кто мог распорядиться закрыть военный журнал по такому, казалось бы, незначительному поводу. И кто мог по этому же поводу отстранить от работы одного из высших штабных работников Красной Армии. Наиболее толковых работников, подчеркну. Причём отстранить в ходе войны, когда востребованность на талантливых военных специалистов была наивысшей.