Переведи меня через Майдан

Почувствовали ляхи, что дело становится слишком жарко, отступили и перебежали поле, чтоб собраться на другом конце его. А низенький полковник махнул на стоявшие у ворот четыре свежих сотни, и грянули оттуда картечью в казаков. Но мало кого достали, пули хватили по казацким быкам, дико глядевшим на битву. Взревели быки, испуганные поворотили на таборы, переломали возы, но Остап, вырвавшись с уманцами из засады, с криком бросился навпереймы. Повернуло назад все бешеное стадо и метнулось на польские полки, опрокинуло конницу, всех смяло и рассеяло.

– О, спасибо вам, волы! – кричали казаки, – служили вы походную службу, а теперь и военную сослужили! – И ударили с новыми силами на неприятеля.

Много тогда перебили врагов. Многие показали себя: Метелица, Шило, оба Писаренки, Вовтузенко, и немало было всяких других. Увидели ляхи, что плохо дело, выкинули хоругвь и закричали отворять ворота. Со скрипом отворились ворота и приняли толпившихся, как овец в овчарне, всадников.

Казаки отступили, готовясь идти к своим куреням. Полковник Тарас, не теряя времени, установил их в три табора, обнесши их возами в виде крепостей. Двум куреням повелел он утыкать часть поля у леса острыми копьями, изломанным оружием, обломками копий, чтобы загнать туда неприятельскую конницу. На поле битвы опустилась ночь, за которую к ляхам подошла подмога.

Утром загремели литавры и запели трубы, и из польского лагеря выступило неприятельское войско. Ляхи стали тесно наступать на выстроившихся казаков, блистая медными доспехами и целя пищалями. Как только увидели казаки, что польское войско подошло на выстрел, все разом грянули в пищали и палили из них не переставая. Ряды за рядами задние заряжали самопалы и передавали передним. Почувствовали ляхи, что густо летели пули и жаркое становилось дело, и когда попятились назад, то многих не досчитались в своих рядах.

Отступив, поворотили поляки на казаков пушки. Тарас издали увидел, что будет беда Незамайковскому и Стебликовскому куреням, и зычно крикнул:

– Выбирайтесь скорей от возов, и садись всяк на коня!

Не успели все отбежать от возов, как грянули огромные чугунные пушки, и много нанесли они горя. Как и не бывало половины Незамайковского куреня!

Как же вскинулись казаки! Как схватились все! Как закипел куренной атаман Кукубенко, разом вбился он с остальными незамайковцами в самую середину неприятеля! В гневе иссек он в капусту первого попавшегося ляха, многих сбил с коней, пробился к пушкарям и отбил пушку. А уж там хлопочет уманский куренной атаман Остап, и Степан Гуска уже отбивает главную пушку. Там, где прошли незамайковцы – так там и улица, где поворотились – там и переулок. Редели ряды врагов, и снопами валились ляхи! А у самых возов – Вовтузенко, а спереди – Черевиченко, а у дальних возов – Дегтяренко, а за ними – куренной атаман Вертихвист и дюжий казак Мосий Шило рубили ляхов в капусту.

Выступил вперед знатный лях, пятьдесят слуг приведший с собою. Сбил он на землю Дегтяренко и, замахнувшись на небо саблей, кричал:

– Нет из вас, собак-казаков, ни одного, кто бы посмел противостать мне!

– А вот и есть же, есть такие, которые бьют вас, собак! – сказал и выступил вперед Мосий Шило. И уж как рубились они! И наплечники, и зерцала погнулись у обоих от ударов. Замахнулся всей рукой, а жилиста была крепкая рука, и ударил тяжело ляха по голове. Разлетелась медная шапка, зашатался и грохнулся лях на землю. А там уже выезжал Задорожный со своими, ломил ряды куренной Вертихвист, и выступал Балабан.

– А что, паны, – сказал Тарас Бульба, перекликнувшись с куренными. – Есть еще порох в пороховницах? Не ослабела еще казацкая сила? Не гнутся ли казаки?

– Есть еще, батька, порох в пороховницах! Не ослабела еще казацкая сила, еще не гнутся казаки!

И наперли сильно казаки, совсем смешали все ряды. Все бежали ляхи к своим знаменам, но не успели они вновь выстроиться, как уже куренной атаман Кукубенко ударил со своими незамайковцами им в самую середину и напал прямо на толстопузого полковника. Не выдержал полковник, поворотил коня и пустился вскачь, а Кукубенко далеко гнал его через все поле. Степан Гуска накинул ему с одного раза аркан на шею, весь побагровел полковник, и дюжий размах вогнал в него гибельную пику.

Оглянулись казаки, а уж там, сбоку, Метелица угощает ляхов, шеломя того и другого, а с другого бока напирает со своими атаман Невеличкий, а у возов бьет врагов Закрутигуба, а у дальних возов третий Писаренко отогнал уже целую ватагу. И уж схватились и бьются у других возов.

– Что, паны, – перекликнулся Тарас, проехавши впереди всех. – Есть еще порох в пороховницах? Крепка ли еще казацкая сила? Не гнутся ли еще казаки?

– Есть еще, батька, порох в пороховницах! Не ослабела еще казацкая сила, еще не гнутся казаки!

А уж упал с воза Бовдюг, получив прямо под сердце пулю, и Балабан, куренной атаман и доблестнейший казак, скоро после него грянулся на землю. Успел сказать он, чуя смертные муки: