Перевёрнутая чаша. Рассказы

В душе она оставалась идеалисткой, почти тургеневской девушкой, а в реальной жизни приходилось наступать на принципы и идти на компромиссы. Над этой довольно банальной и типичной ситуацией треугольника Полина предпочитала не размышлять. Каждый из троих имел свой интерес, а кардинальное изменение существующего положения никому не было выгодно. И, как это ни противно было думать Полине, фраза «кто платит, тот и девушку танцует» абсолютно точно отражала действительность.

Джеки пригласил ее сегодня в ресторан, так что надо разгуляться на полную катушку. В последний раз он был какой-то странный. Бесконечно задавал вопрос, не скучно ли ей, не хочется ли чего-нибудь необычного, экстравагантного, она с перепугу подумала, что он решил проявить нетрадиционность в сексе, но нет, он что-то другое имел в виду.

Интеллектуальные разговоры с местными поэтами – хорошо, но иногда утомляет. Она и сама писала стихи, но никому их не показывала. Вернее, никому не говорила, что это её стихи. Кто-то хвалил, кто-то ругал. Романтизм души не хотел мириться с реализмом жизни и выплескивался в неумелые рифмы.

Ну вот, ногти почти в порядке, отбросила она пилку, как вдруг зазвонил телефон. Что-то рано все проснулись. Это была давняя подружка Света.

– Полинка, привет! Как дела? Слушай, что я звоню. Тут у отца товарищ приехал, вернее, не товарищ, ну, помнишь, я тебе рассказывала, культурный клуб у нас есть, сегодня лекция вечером, может, тебе интересно будет? Глеб Корнаковский, он тоже журналист. Кстати, он издательством интересуется, может, поможешь ему, у тебя ведь там связи.

– Милая, у тебя какие-то устаревшие понятия. Сейчас все деньги решают. Но, собственно, дело не в этом. Я сегодня в ресторан с Джеки иду. Он какой-то торжественный был, сказал, что сюрприз готовит. Уж не со своей ли жёнушкой решил расстаться и мне предложение сделать?

– И что, согласишься?

– Ой, мне ж всего двадцать пять, я что, ненормальная? Выслушивай потом, как он своих детишек любит, сопли его подтирай… Не, я не способна. С ним и так как на вулкане, того и гляди, с крючка сорвется.

– Отчаянная ты, Полинка, крутишь-вертишь мужиком, как хочешь, и все недовольна. Значит, не придешь? Он завтра к вам собирается.

– Пусть подкатывает. Ничего хоть товарищ-то, сколько лет?

– Сорок пять.

– Потянет.

– Ты что, с ним заигрывать собралась?

– Да нет, что ты, как ты вообще могла такое подумать! Я же отличаюсь примерным поведением и чистотой дружеских отношений. Ладно, пусть подходит, я постараюсь ему помочь.

Надо всё-таки писать эту рецензию. Стало как-то тоскливо от предстоящей встречи. Хорошо, что хоть в душу Джеки не лез. Когда она начинала делиться с ним впечатлениями от вновь прочитанной книги, он старательно отводил глаза и слушал. Скорее всего, делал вид, что слушал. Впрочем, его мало волновали ее фантазии. И это Полина хорошо понимала. Его интересовали в основном способы деланья денег. Бизнес его процветал, но требовал напряжения. Он обычно заказывал номер в гостинице, где его хорошо знали, и честно пытался расслабиться. Это походило на какую-то обязанность, которую он исполнял почти без вдохновения. Наверное, он ее любит, да и она к нему привязана. Но, как лейтмотив, в их встречах всегда стучит «не то, это совсем не то, это просто уступка жизни, это просто период боязни одиночества, это принимание жизни такой, какая она есть».

– Гудаева, к шефу! Дождалась, милая, давай, он сегодня что-то не в духе, – включился голос секретарши по внутренней связи.

– Есть! – встрепенулась Полина, взлохматила волосы и мельком посмотрелась в зеркальце.

Максим Петрович был стареющим ловеласом. Поэтому любил окружать себя хорошенькими девушками. Сегодня его уже завёл звонок из городской администрации. Опять пропустил статейку с некорректными намёками. Но если не зажигать публику пикантными подробностями, как же выжить. Жизнь провинциальная так скучна, что, если не радовать публику маленькими скандалами, и вовсе захиреет газета. Он очень дорожил тем, что иногда выдавался случай сказать в «Губернском слове» что-то острое и неудобное.

Приходилось лавировать между учредителями и рекламодателями, хотя… В принципе, ему это удавалось, благодаря задекларированной свободе слова. Работать по сравнению с советскими временами стало проще, с одной стороны. Но и трудней, потому что четкой линии сверху не было. Максим Петрович пытался создать иллюзию диалога с публикой, продемонстрировать широту взглядов, независимость суждений.

– Ну что, Полиночка, как у нас культура продвигается?

– Потихоньку, Максим Петрович. Что-то вдохновение не прёт.

– Надо, дорогуша, надо. Что-нибудь уж сотвори.

– Кстати, тут заезжий журналист из Тель-Авива. Может, с ним интервью какое-нибудь сотворить, как вы думаете, Максим Петрович?

– Ммм… Смотри, как бы он какое-нибудь интервью не состряпал. Опять же, вести с театральных подмостков уже мало кого привлекают. Хиреет культура…

– Ну, что Вы так пессимистично.

– Поэты местного пошиба тоже что-то молчат. Кстати, то юное дарование, вернее, не совсем юное, что он?

– Вы о Сашеньке Кочубееве?