Перевод русского. Дневник фройляйн Мюллер – фрау Иванов

Митин папа был бледной фигурой на фоне жены. Тихий и добрый, очень симпатичный лицом, что являло собою причину происхождения красоты моего мужа, он возился в саду со своими пчелами, кустами и грядками и никогда не возражал жене, точнее, не смел возражать – именно так, как в сказках.

Отчего у заплывших, постаревших и полысевших мужчин бывают красивые молодые жены – это понятно, но чем объясняется подобный мезальянс, весьма распространенный: властная, некрасивая баба и ее милейший муж? Слабохарактерностью мужчины? Да разве это слабость – смириться и жить под таким гнетом?

Домик был весь из дерева, с резными наличниками. Он весь скрипел и дышал деревянными ароматами. Наверх, на чердак, где мы спали, вела крутая скрипучая лестница. Туалет прятался в глубине сада, и это было бы необыкновенно романтично, если б не жирные комары, которые обитали в Шапках. Я была съедена прежде, чем поняла, что в туалет нужно ходить, закутавшись в одежды до самых ушей.

Утром мы проснулись от грохота. Это Лариса Федоровна снизу стучала в потолок половой щеткой. Мы затаились, не веря своим ушам. Но грохот повторился, в придачу раздалась довольно грубая команда:

– Карька, вставай! Готовь завтрак!

Так мне было даровано еще одно новое имя, звучание которого по сей день производит на меня впечатление. Как говорят в России, как вспомню – так вздрогну.

Впрочем, именно кухня была тем самым местом, где общение со свекровью становилось возможным, несмотря на ее нарочитую грубость по отношению ко мне. Она научила меня печь блины. Я вкусила на этой кухне неслыханные деликатесы: домашний творог, жареную картошку с грибами, укроп да зеленый чеснок с грядки и потрясающий мед с плавающими в нем кусочками воска.

В сельпо, маленьком магазинчике со смешанным запахом подгнивающих овощей, хозяйственного мыла и теплого хлеба, можно было купить на развес божественную сметану. Разумеется, в случае везения – ведь никогда не знаешь, завезут – не завезут…

В лесу было небольшое озеро, окруженное деревьями и недвижной тишиной. Любоваться им с берега было невозможно; полотенце – вентилятором, отгоняя кровопийц, и сразу – в ледяную воду, о блаженство! Плывешь с визгом и стоном, раскачивая облака и белые кувшинки… И представляется жизнь чередою восторгов.

Сметанные облака

(1987)

Сначала я летала Люфтганзой и именовалась как все – пассажир. Но как только я полетела внутренним рейсом советского Аэрофлота – я стала интуристом.

Не знаю, существует ли сейчас в России такое понятие по отношению к пассажирам. Нужно осознать, что в слове «иностранный» заложена фраза «иная страна». Это значит, что там – все другое. Вот и турист, который приехал оттуда, – иной. У него есть руки-ноги-голова, но остальное (особенно то, что у него в голове) может представлять собою непредвиденную сложность, а того гляди и опасность.

Интуристов держали отдельно. В самолет приглашали первыми. Рассядемся мы – и ждем, когда пригласят нормальных пассажиров. Стюардессы – словно подписали контракт о невыдаче улыбки, и меня это ужасно веселило. Потому что, когда на том самом месте, где тебя всегда ожидала профессионально наклеенная, неискренняя улыбка, ты встречаешь искреннюю неулыбку – это правда смешно! Видно было, что советских стюардесс не учили улыбаться – они улыбались, когда хотели. Но обычно они не хотели.

Интуристам не предлагалось прослушать обычную информацию по технике безопасности на каком-либо другом языке, кроме русского: и я умирала со смеху, глядя, как строгая стюардесса жестами подкрепляет текст про какую-то лампочку индивидуального приключения.

Странно, что летчик приходил последним. У нас-то – вон он, сидит, будто всегда там был и будет. Ты меняешь самолеты, авиакомпании, направления, а летчик в белой рубашке с погончиками – сидит наготове, поправляет наушники, касается важных кнопок и рычажков… А этот, русский, – прибегает: пальто нараспашку, термос под мышкой…

Ю-ху! – и полетели моментально. Боже, как они взлетают! Это лучшие летчики в мире!

Стюардесса танком идет по проходу с непроницаемым лицом: на подносике – шесть пластмассовых чашечек с мерзким приторным лимонадом. Только лишь шестеро пассажиров его испили – стюардесса демонстрирует фокус-покус: исчезает на несколько секунд за шторкой и появляется снова с полными чашками.

После красивой посадки (как они садятся!) нам велено оставаться на месте. Все пассажиры, кроме интуристов, покинули самолет, пилот убежал первым, прижав к себе портфель, стюардессы испарились… И стоит самолет в чистом поле, и сидят в нем иные люди и странно себя чувствуют. Но недолго. Вон, решительно пересекает поле женщина на каблуках, а в руках у ней табличка на палочке. Приближается… и становится видна надпись: ИНТУРИСТ. Спасены.