Перевод русского. Дневник фройляйн Мюллер – фрау Иванов

Господин Петров (он относительно недавно стал называться господином, а не товарищем), который получал от государства деньги на всю область, приехал со своим замом в Москву, на переговоры с нами. Мы приняли их красиво: в фешенебельном ресторане. Мобильные телефоны с антенной – квадратные, тяжелые, черные, похожие на туго набитые деньгами портмоне их владельцев, забирали на входе, чтобы громкие звонки не нарушали элегантной атмосферы зала, где тихо звучала классическая музыка. В случае звонка официант должен был принять вызов и поднести телефон клиенту на серебряном блюдечке. Официант забегался к господину Петрову, проклиная его сквозь служебную улыбку. А я пыталась предложить гостям отведать баденского вина с виноградников моей родной стороны – превосходного белого, который поставлял в этот ресторан знаменитый фрайбургский винодел. Надо сказать, что карта вин была шикарной, но, поскольку посетители вроде бывшего «товарища» Петрова в ней все рано не разбирались, в ресторане хитроумно завели дополнительную карту вин «Для знатоков», где были указаны самые дорогие вина, имеющиеся в ассортименте, – и конечно, рука человека, ничего не понимающего в винах, но высоко ценящего свое достоинство, сама тянулась к этой карте. Господин Петров заявил, что сначала решит, будет ли он есть мясо или рыбу, затем выберет вино. Он немного посомневался, затем надумал есть рыбу – и заказал к ней красное: бордо, 470 марок бутылка. Дороже в карте знатоков ничего не было.

Вино им, естественно, не понравилось – они же крепкое любят. Перешли на коньяк (они его не пьют, а «хлопают»). И вроде бы мы с этими чиновниками обо всем договорились – как вдруг их «сняли». Уволили, значит.

Но на место Петрова пришел другой, очень важный чиновник областного значения, господин Комаров. Мы немедленно заинтересовали его «сибирским проектом», который уже совершенно оформился в дискуссиях с уволенными и требовал реализации. Господин Комаров был приглашен на переговоры во Фрайбург и с удовольствием принял приглашение.

Комаров был человеком в солидных летах и выглядел так, как будто сверху прибили его чем-то тяжелым: шея была короткой и толстой, и все туловище таким же. Однако приехал со своей любовницей годами двадцатью моложе, стройной брюнеткой с бледной прозрачной кожей и загадочным взглядом. Она была приятной, умной особой с нежным и покалывающим, как лимонное мороженое, именем – Лидия, и, если не думать о причинах, которые привели ее в объятия Комарова, с нею можно было легко общаться и даже подружиться. Лидия была не просто красивым эскортом при значительном мужчине, а имела некоторый общественно-политический вес в сфере здравоохранения и свой собственный бизнес.

В тот же миг несущийся с ревом и свистом поезд сметает меня, превращая в страшный комок кровавого мяса.

Все закрутилось. Назревал неслыханный проект, в котором фирма-производитель, что платила мне за сделки комиссионные, не смогла бы одна удовлетворить всех нужд заказчика, – нужно было подключать другие компании. Я создала в Германии еще одну фирму, чтобы с этими другими шестью компаниями вступить в малознакомую для меня область серьезного финансирования и большой торговли. Требовалось купить на сибирские деньги колоссальное количество разного оборудования и организовать его доставку – ответственность за проведение и осуществление проекта лежала на мне. Я никогда не сталкивалась с такими задачами и не имела до той поры дела с термогрузовиками, которые не дадут замерзнуть дорогой электронной аппаратуре, или с сателлитным транспортом, местонахождение которого отслеживает спутник, или с таким высоким процентом взятки, который был условием для исполнения проекта… Работа – море работы, вот и все, что виделось мне в перспективе, но работы я не боялась. Чего я боялась – так это подводных рифов, которых я все равно не могла разглядеть. Это было вроде нехорошего предчувствия, которое ты не можешь объяснить.

И, вместе со смутным предчувствием, меня стал посещать повторяющийся кошмар. Словно я лечу и со мной летят другие люди, знакомцы по бизнесу, – и эти другие подымаются все выше и выше… Как будто соревнуются в ловкости и бесстрашии. Как будто только бесстрашием этим достигается вседозволенность,

обретающаяся в непостижимой холодной выси. А я – не хочу! Не хочу лететь выше, потому что это опасно и неразумно, и, как в наказание за сопротивление, я лишаюсь способности летать: я падаю. Падаю, возмущаясь несправедливостью, падаю прямо на рельсы! В тот же миг несущийся с ревом и свистом поезд сметает меня, превращая в страшный комок кровавого мяса. И вдруг – другая я, которая все это видела, с жалостью и нежностью поднимает на руки то, что осталось от той меня. И видит, что это существо – маленькая девочка, почти младенец: раздавленная, переломанная, но – живая!