Переводчик Гитлера. Статист на дипломатической сцене

Антонеску внимательно и критически следил за ежедневными совещаниями о положении на фронте, обозначенном на большой карте в той комнате, где потом состоится покушение на Гитлера. Эксперты по армии, военно-морскому флоту и военно-воздушным силам по очереди описывали ситуацию, а я переводил их отчеты на французский. Антонеску всегда делал общий обзор, но так как настоящее положение на фронтах ухудшалось, я слышал, что офицеры все чаще называли эти отчеты о ситуации «показными» – то есть считали, что иностранный гость рисовал картину, на которой все представало в лучшем свете, чем было на самом деле. Я не мог понять, видел ли Антонеску, профессиональный военный, эту тактику насквозь. Во всяком случае, он задавал мало вопросов и, казалось, всегда покидал штаб в лучшем расположении духа. Однако несколько дней спустя я слышал по радио из Бухареста, что по возвращении в Румынию он не выказывал никакого удовлетворения по поводу бодрых речей Гитлера, узнав тем временем из своих собственных источников, что в штабе Гитлера положение было представлено ему в слишком благоприятных тонах.

* * *

Даже если коммюнике были обозначены «из штаба фюрера», встречи не всегда происходили в лесной ставке в Восточной Пруссии или в одной из других ставок Гитлера на Востоке.

Ежегодно весной организовывалось нечто вроде «Зальцбургских сезонов», когда общественности сообщали, что встречи происходили «в ставке фюрера», хотя на самом деле они имели место в замке Клессхайм эпохи барокко, который раньше принадлежал епископу Зальцбурга, а до «аншлюса» Макс Рейнхардт[13] использовал его во время Зальцбургских фестивалей. Можно сказать без преувеличения, что особенно после того, как этот замок был полностью обновлен внутри специалистами, он стал сокровищем архитектуры – весьма отличающимся от того, как публика представляла себе штаб Гитлера.

Муссолини и Чиано были в Зальцбурге 29 и 30 апреля 1942 года во время «Зальцбургских сезонов» и имели беседы с Гитлером и Риббентропом в апартаментах бывшей епископской резиденции иногда по двое, а иногда и вчетвером.

Когда они разбивались по парам, я переводил для Чиано, так как он совсем не знал немецкого, а Муссолини и Гитлер беседовали с глазу на глаз. Как известно, зима 1941-42 годов принесла первые трудности в русской кампании. Нас остановили перед Москвой, и нарастало возмущение народа плохой поставкой зимнего обмундирования для армии. Вдруг начали собирать меха у гражданских, а лыжники принялись сдавать свое лыжное снаряжение, поэтому у непредубежденного человека складывалось очень плохое впечатление об отсутствии предусмотрительности со стороны вождей Германии. В своих беседах с итальянцами Гитлер и Риббентроп замалчивали эти и подобные неурядицы. Для этой цели заводилась новая «граммофонная пластинка» и проигрывалась Риббентропом при повышенной громкости. «Гений фюрера победил русскую зиму», «Германия нажмет на юг России и заставит Советы капитулировать, лишив их нефтяных ресурсов», «Англичане осознают, что лучше бы им согласиться заключить мир», «Америка – это большой блеф», «Франция ненадежна». Такими были темы зальцбургских фантазий.

В своей дневниковой записи, датированной 29 апреля 1942 года, Чиано живо описывает такую сцену: «Гитлер говорит, говорит, говорит. Муссолини, который привык говорить сам и должен почти все время молчать здесь, страдает. На второй день, после обеда, когда уже сказано все, что можно сказать, Гитлер продолжает говорить час сорок минут о войне и мире, религии и философии, искусстве и истории. Муссолини машинально поглядывал на часы, я думал о своем… После мужественной борьбы со сном генерал Йодль стал клевать носом. Кейтель оказался не слишком стойким, но умудрялся держать голову прямо, так как сидел слишком близко к Гитлеру, чтобы иметь возможность следовать своим желаниям. Эти бедные немцы – им приходится терпеть такое каждый день, а ведь, вероятно, нет ни слова, ни паузы, ни жеста, который они не знали бы наизусть». Как переводчик я, конечно, могу подтвердить это последнее высказывание, потому что моя работа становилась существенно легче благодаря проигрыванию «сезонных пластинок».

На следующий год зальцбургских «представлений» Чиано не пришлось скучать. Муссолини его отстранил и отправил послом в Святую землю, к большой радости Гитлера и Риббентропа, от которых Чиано не скрывал свое все более критическое отношение к немецкой политике. На одном из вошедших в моду политических процессов он был приговорен к смерти и казнен 23 декабря 1943 года за роль, которую сыграл в свержении Муссолини.