Переворот

— Ешьте вишни, граф, и не думайте о печальном, — посоветовал он. А потом крикнул кучеру: — Правь к Академии художеств. Там длинная чугунная решётка такая. Вот мимо неё раз пять проедемся шагом.

Иван Иванович поразился догадливости спутника. Этот простак-гвардеец только-только вступил в должность, а уже понимал, как без слов демонстрировать публике своё благоволение. Если фаворит покажет господам академикам, что расположен к Шувалову, недоброжелатели графа заткнутся сами собой. Не нужно будет даже беспокоить государыню. Тем более что результат беседы с ней непредсказуем: она действительно не любит Шувалова.

Всё это в один момент пронеслось в голове у Ивана Ивановича, и он благоразумно не стал выражать недовольство панибратским жестом Орлова. Спутники приятнейшим образом провели время, ведя ни к чему не обязывающую беседу о картинах, университете в Москве и учёных. Особенно граф просил нового фаворита за Ломоносова.

— Старик вспыльчив, неуживчив, у него много врагов. Да к тому же он любит выпить. Не оставьте его покровительством. Без защиты его заклюют. Он слишком талантлив.

Орлов обещал. За одну поездку он многое узнал о русской научной кухне. Интриги те же, что и при дворе, только рангом пониже, победнее и вместо заботы о благе Отечества у всех на устах просвещение молодёжи. Учёные мужи пали в глазах Гришана ниже ординара. Прежде он, как всякий малообразованный человек, питал к ним глубокое почтение — род священного трепета. Теперь выходило, их, как и остальную братию, нужно крепко держать в кулаке. Иначе укусят. Шувалова, вон, едва не закусали.

— Я думаю, все недоразумения разрешатся, — сказал Гришан гостю на прощание. — Искренне рад знакомству с вами. Но не почтите за дерзость, государыне ничего докладывать не стану. Излишне.

Граф снова поклонился. Разве он не понимает? И разве совсем недавно не он играл ту роль, в которую сейчас так непринуждённо вживался Григорий? На вид они были почти ровесники. Но у Шувалова за спиной остались десять лет власти и опыта. А Орлов ещё только делал первые шаги на скользком придворном паркете. Ему предстояло самостоятельно набить себе шишки и научиться с грустным пониманием взирать на окружающую грязь. На мгновение Иван Иванович испытал к новому фавориту завистливую жалость, а потом сразу громадное облегчение. Не он! Больше не он!

Элен потёрла кулачком упрямый подбородок и выпрямилась. Комната выглядела так, точно по ней Мамай прошёл. Даже чехлы с кресел были сняты и упакованы в плетёные дорожные саквояжи. Княгиня Куракина покидала Санкт-Петербург и не жалела об этом.

Время поездки не было определено. Строгий маршрут тоже. Ей нужен морской воздух, а главное — смена обстановки. Италия, Испания, Майорка... Но начнёт она с вояжа по северным странам, где ни разу не была. Швеция, Дания, Голландия...

Горничная Ортанс без ума от счастья упаковывала вещи. Подорожную по старой дружбе выправил Григорий Орлов. Фаворит никому из прежних знакомых не отказывал в мелких любезностях. А их с Элен связывало больше, чем мимолётная интрижка — общее страдание, о котором оба благоразумно молчали при случайных встречах.

Как давно всё это было! Боже, как давно!

Внизу за окном лакеи грузили на подводу её чудовищный багаж — с таким мог бы путешествовать полк маркитанток.

— Пора, — Элен сделала знак Ортанс. — Кучер ждёт.

Женщины спустились вниз и уселись в рессорный берлинский экипаж. Колёса застучали по мостовой.

Бриг «Святой Павел» отплывал из Кронштадта в полдень. Корабль шёл сначала в Стокгольм, затем в Копенгаген, оттуда в Амстердам и Кале. Удачный маршрут. Обмахиваясь золотистым, как пыльца, газовым шарфом и напевая, Куракина взошла на борт. Капитан приветствовал её, отдав честь и предупредив, что на судне есть ещё знатные пассажиры. Между ними курьер Её Императорского Величества к шведскому двору некто Потёмкин. Но он почти всё время проводит у себя в каюте. Его пришёл проводить сам комендант крепости адмирал Талызин — честь немалая. Они стояли у борта и говорили вполголоса, кажется извинялись друг перед другом. Расстались сердечно, пожав руки.

Элен не проявила к известию интереса. Её не беспокоил новый двор — чужие взлёты и падения. Куракина оставила Ортанс следить за вещами, а сама направилась погулять по палубе. Обогнув баки, она вышла на другую сторону корабля, обращённую к морю. Там у перил стоял невысокий изящный господин в дорожном камзоле мышиного цвета и терпеливо наблюдал за волной. Его поза вполоборота и характерный наклон головы показались княгине знакомыми. Сердце у Елены забилось, как пёрышко на сквозняке.

— Иван Иванович.

Господин вздрогнул и обернулся. Минуту они смотрели друг на друга, не произнося ни слова, а потом оба начали смеяться. Шувалов сдержанно и чуть конфузясь. Элен задорно запрокинув голову.

— Вы не находите это странным, княгиня? — наконец сказал граф. — Наши судьбы пересекаются в самое неожиданное время и при самых неожиданных обстоятельствах. Неужели и вы собрались путешествовать?

Куракина кивнула и, лукаво улыбаясь, уставилась на него исподлобья.