Мгновенная потеря себя в пространстве стирает все ориентиры: прохладу и шелест крон, мягкость сочной травы под ногами...
Я ничего подобного не испытывала. Вообще никогда. Какое-то резкое ощущение взлёта, когда всё внутри по инерции устремляется вниз — сокрушительным ударом по самым чувствительным точкам, запускающим наслаждение такой силы, что сравнение с маленькой смертью едва ли передаст хоть часть его.
Прихожу в себя долго. Распластавшись на крепком теле Хаматова, слушаю исступлённый стук его сердца. Его руки, скрещенные у меня за спиной, согревают и убаюкивают. Отяжелевшие веки норовят отрезать меня от грустной реальности, где нужно собирать разбросанную вокруг одежду и по извилистым тропам возвращаться домой.
— С чего ты смеёшься? — спрашиваю негромко слабым, незнакомым мне голосом.
— Лучше тебе не знать, — удовлетворённо и так же лениво растягивая слова, отвечает Хаматов.
— Я всё равно придумаю. И мне уже не нравится... — вздыхаю, зная свой шизанутый характер.
— Анекдот один вспомнил. Про девичью честь.
Я поднимаю голову и мрачно смотрю в его довольное лицо.
— Теперь твой смех мне нравится ещё меньше.
— Ладно-ладно, — сдаётся он, укладывая мою голову обратно себе на грудь. — В общем, дочь отпрашивается у папы на свидание. Тот её наставляет: «Ты конечно езжай, но будь осторожна! Он обязательно пригласит тебя в гости. Типа случайно, дома родителей не окажется. Он, как истинный джентльмен, предложит тебе чай, потом вино. А когда ты расслабишься и потеряешь бдительность, погаснет свет, он ляжет на тебя сверху и опозорит и тебя, и всю твою семью!» Дочь возвращается домой. Под утро. С горящими глазами. Отец взволнованно рявкает: «Ну, рассказывай!». Дочь: «Пап, всё произошло в точности, как ты говорил! Он пригласил меня в гости. Родителей дома не оказалось. Тогда я потребовала чай и вино. А когда погас свет, я легла сверху и опозорила и его, и всю его семью!».
— Теперь я обязана выйти за тебя замуж! — смеюсь, продолжая слушать стук его сердца. Которое отчего-то на миг замирает...
— Мне нравится ход твоих мыслей, Павловна. Зря только на себя наговариваешь, — шутит Хаматов, но вместо смеха в конце с его губ срывается какой-то сорванный вдох. — Так ты согласна выйти за меня?
— А ты точно не бандит?
— Как меня только не называли, — фыркает он. — Ко мне обращаются, когда пахнет жареным, потому что «мудрые» начальники похерили свой бизнес. Но люди в большинстве своём хотят "волшебную таблетку", а не уколы и лоботомию. Я в этом смысле живодёр. К тому же стоят мои услуги недёшево. И всё равно отбоя от клиентов нет, ибо процент «выживших» впечатляет. Я первоклассный антикризисный менеджер. Не самый добродушный персонаж, но всё в рамках закона. И нет, бабулек, даже самых вздорных, я точно не сжигаю. Но не прочь отжарить некоторых особо несносных учительниц.
— Их много, что ли? — Вскидываю на него глаза в притворном гневе.
— Всего одна. Но мозг выносит за десятерых.
— Пожалуй, я за тебя выйду, Хаматов.
— Как-то не очень торжественно, — скалится он во все тридцать два зуба.
— Ты тоже колечко и фанфары зажал, — парирую, остервенело расчёсывая укус на бедре.
— Всё будет, Павловна! Но сперва разожжём этот чёртов костёр и свалим, пока нас комары не выпили.
Эпилог
Эпилог
— Стоять… — Перехватываю сына на крыльце. — Это мои очки?
— Пап, ты же всё равно их не носишь.
— Всё правильно, они потерялись на днях.
Вова поднимает на лоб авиаторы.
— А теперь нашлись.
Сегодня у него выпускной, и это наталкивает на определённые мысли…
— Ты уверен, что хочешь вернуться с нами в город?
Глухая деревня не то, чего я бы желал для сына, но ни меня, ни Женю здесь больше ничего не держит. А вот внучка ушлой бабки, которую я ходил «сжигать» пять лет назад, определённо не даёт ему покоя. В том числе и тем, что «не даёт».
Какая молодец! Хотя с такой-то бабкой...
Сколько седины мне прибавила эта влюблённость, лучше промолчу!
Мой Вова — парень гордый. Местами даже слишком. Под страхом смерти не признает, что белокурая, смешливая Юля украла его сон.
Воспитывать бессмысленно, в меня пошёл, разбойник. Поэтому мужская половина молодёжи деревни ходит со сломанными носами, а женская — через одну бегает к нам на сеновал.
Высокие, мать его, чувства.
Хоть в смирительную рубашку их пакуй и запирай в одном погребе, пока между собой как следует не разберутся!
— Сплю и вижу, как свалю отсюда, — мигом слетает с него беззаботность, как будто это не я, а Ларионова могла предположить подобное.
— Наверно, и твои одноклассники тоже поступят в городские вузы? — шутливо подсказываю, подхватывая на руки свою трёхлетнюю булочку.
Олюня бандитка, каких поискать! Сразу же тянется с фломастером к брату, чтобы добавить брутальности его образу. Если мой сын, как все приличные дети, рисовал свои кракозябры по старинке на обоях, то дочь категорически предпочитает боди-арт.
— Без понятия, — фыркает Вова, но по проскочившей ухмылке, понимаю, что интересующая его особа уже выбрала, где будет учиться и без его надзора не останется. — Ну-ка, красотка, нарисуй мне что-нибудь на удачу.