Перевоспитать охламона

— Геля! Солнце! — Васька уже и не собирался скрывать смеха, — Меня тут твоя классуха пыталась прессовать.

— Пап, — горько вздохнула девочка, — Понимаешь, там такая ситуация идиотская была….

— Скажи-ка, папа может тобой гордиться? — перебил дочку Барин.

— Может, — в голосе девочки слышался смех, — Кросс справа и хуком добила.

— Умница папина, — похвалил Барин дочурку.

— Па, меня отчислят? — вздохнула девочка, — Я бы не хотела. У меня здесь друзья. И Пашке никто не поможет, кроме меня.

— Спасем мы твоего Пашку, — пообещал Барин, — Скажи-ка мне, как звать тех особо потерпевших.

Девочка с радостью сообщила имена и фамилии задир, учащихся двумя классами старше, а потом тихо попросила:

— Может, маме не скажем?

— Посмотрим, — туманно пообещал Василий и отключился.

Нет, дочка у него просто умница.

* * *

— Что значит «отчисление»?! — Груня готова была перейти на крик, и только полный зал посетителей сдержал ее порывы.

— Зайчонок, да там сущие пустяки, — отмахнулся Васька, сверкая лукавым взглядом. Уж больно красивая у него жена, когда в гневе.

— Пустяки?! — не унималась Груня, — Мне только что позвонила Маргарита Юрьевна! Я ее полчаса уговаривала не бросаться под поезд! Ей до пенсии три года осталось! А здесь такой скандал! Вааася!

— Пигалица, да я вообще не вижу проблем, — отмахнулся Васька.

— А я вижу! — Груня скрестила руки на груди, — Давай в подробностях! Что там стряслось? И почему классный руководитель твоей дочери пьет сейчас валидол?

— Геля уделала двух старшиков, потому что те задирали ее друга, который, между прочим, без пяти минут калека, — отчитался Василий Павлович.

— И? — напряженно смотрела Груня на мужа.

— Не «И», а молодец, — заулыбался Васька, — Ты прикинь! Двух пацанов уделала, а они старше на два класса.

Агриппина Ильинична честно собиралась возмутиться. Честно. Но о дружбе Гели и Павлика она знала давно. Мальчишку было жаль. И если учесть, что у дочки преувеличенное чувство ответственности за младших и более слабых, то ситуация вполне понятна.

— Прям, двоих? — переспросила Груня.

— Угумс, — улыбался Василий, — Зайчонок, да не парься. Я с предками тех идиотов уже поговорил. Родителям Пашки ты сама позвонишь. В случае чего, мы на кого нужно надавим. Ерунда, пигалица.

Груня погрозила Ваське указательным пальцем, словно предупреждая, что школьные разборки — это не сходка на пустыре. Но долго злиться не могла.

— Двоих мальчишек? — вновь спросила Груня.

— Зайчонок, все, угомонись, — улыбался Васька, — Доча у нас — мечта любого тренера. Но я не об этом хотел поговорить. Давай, что у тебя за дело, и помчали до дома. Бати с мамой Нюрой не будет до понедельника. Дети у Ивки. Гуляем, пигалица!

— Вот кстати об этом я и хотела с тобой побеседовать! — строго проговорила Груня и, развернувшись, быстрым шагом направилась в сторону кабинета директора.

В здании ресторана «Барин» практически ничего не изменилось с тех пор, как Груня устроилась здесь работать под началом Пал Палыча. Разве что портьеры на окнах сменили цвет и мебели обновилась. Но кабинет директора остался нетронутым. Та же мебель, тот же диван и тот же стол, на котором сейчас стояла небольшая тарелочка с металлической крышкой поверх нее.

— О, как, — хмыкнул Васька, — Поесть я бы не отказался.

Васька с радостью плюхнулся за стол, с наслаждением вытягивая ноги и откидываясь на спинку кресла. А Груня уселась на краю стола, скрестив руки на груди.

— Помнишь, когда я решила прикупить кружевной комплект, а ты пристроился в примерочную, а потом сказал, что до дома терпеть не сможешь? — улыбалась Груня, глядя на Ваську.

— Ага, — кивнул Васька, — Как сейчас помню. Был уже вечер. Темнело. Машина стояла в самом дальнем углу на парковке. А задний диван в тачке суперский.

— Диван, Вася, жестковат, — повела плечом Груня, — Зато последствия радуют.

С этими словами Груня приподняла металлическую крышку с тарелочки, и открыла взору Барина четыре полоски теста с двумя черточками на каждой.

— Ух, ты! — заулыбался Васька, — Зайчоночек мой!

— Задушишь, Вась, — смеялась Груня, но не спешила убегать из стремительных объятий мужа.

— Вот бы пацан, чтобы по все по-честному! — высказал свое мнение Барин, стискивая пигалицу в руках, — Грунька, я тебя люблю. Честно.

— Знаю, — всхлипнула Груня, прижимаясь к мужу, — И я тебя.

— Знаю, — шумно выдохнул Василий Павлович, — Помнишь, как в первый раз? На этом самом месте?

— Забудешь разве, — хмыкнула Груня.

— Видишь, я научился радоваться, не как тогда, — похвалился Барин, перетягивая пигалицу к себе на колени.

— Заметила, — забавно пыхтела Груня и сама крепче обняла мужа, пряча лицо на его груди.

Некоторое время чета Барычинских сидела в полной тишине, отсчитывая удары своих сердец, бьющихся в унисон, не пытаясь нарушить молчание, прекрасно зная мысли друг друга.

— Вась? — тихо попросила Груня, чуть отстраняясь и заглядывая мужу в глаза, — Когда на следующий день рождения будешь задувать свечи, пожалуйста, не загадывай больше детей. Четыре — это мой предел.