Периферийная империя: циклы русской истории

Несмотря на рост промышленности, численность свободных рабочих рук возрастала быстрее, чем способность городского и сельского капитала дать людям целесообразную и продуктивную работу. Промышленный пролетариат рос. Но, как отмечает Покровский, число безземельных крестьян тоже росло «как снежный ком». К началу 1915 года, когда реформа под влиянием начавшейся войны окончательно захлебнулась, свои наделы продало 30% вышедших из общины мужиков [623]. Иными словами, вместо того, чтобы стать фермерами западного типа, люди превращались в батраков, сельских пролетариев, люмпенов. С другой стороны, рост предложения на рынке труда, явственно опережавший развитие промышленности, сдерживал рост заработной платы. Социальное недовольство усиливалось, в обществе росло политическое напряжение. Иными словами, столыпинская реформа привела к тем же последствиям, что и многие другие попытки модернизации в странах «периферии»: несколько ускорив темпы развития, она одновременно создала новые источники социальной напряженности.

Эту напряженность Столыпин пытался смягчить, прибегая к государственным программам по поддержке крестьянских хозяйств, что, по его собственному признанию, «может напоминать принципы социализма». Правда, уточняет он, «если это принцип социализма, то социализма государственного, который применялся не раз в Западной Европе и приносил реальные и существенные результаты» [624]. Такова ирония истории: даже государственный деятель, приложивший для капиталистического преобразования России, быть может, больше усилий, чем кто-либо до или после него, не мог проводить капиталистическую модернизацию, не прибегая к «социалистическим» методам.

Столыпинская реформа закончилась серьезным расслоением деревни и возникновением массы бедняков, которые, получив в 1914 году в руки оружие, стали в 1917 году массовой опорой не только большевистской партии, но и более радикальных сил русской революции, вплоть до повстанцев Нестора Махно. Возникновение сельской буржуазии не отменило помещичьего землевладения, новые проблемы и противоречия накладывались на неразрешенные старые.

Кулак создал внутренний рынок для отечественной промышленности. Увеличилась покупка сельскохозяйственных машин, вырос спрос на предметы потребления. Но рост кулацких хозяйств был ограничен. А потому новый сельский предприниматель отнюдь не стал опорой режима. По отношению к помещику он был настроен весьма агрессивно. Если раньше можно было говорить о противостоянии крестьян и землевладельцев, то теперь крестьяне по-прежнему ненавидели помещика, но уже не чувствовали солидарности между собой.

Рост хлебных цен в 1900-е годы сменяется очередным ухудшением рыночной конъюнктуры после 1911 года. Рекордный экспорт достигнут в 1911 году – было вывезено 824 млн. пудов зерна [625]. После этого ситуация неуклонно ухудшается. Странным образом начало нового периода экономических трудностей совпадает с отставкой и опалой Столыпина. Торговые затруднения дополняются политическими: из-за итало-турецких и балканских войн турецкое правительство закрывает Босфор, нанося тяжелый удар по экспортерам русского зерна. Нарастает и германская конкуренция. Несмотря на более дорогой труд, сельское хозяйство Восточной Пруссии было способно успешно продавать зерно на мировом рынке – благодаря высокой производительности. В 1912 году в Россию было ввезено 114 тонн немецкой ржи! «Русские потребляющие губернии, главным образом северо-западные – Псковская, Новгородская и т.д., находили более выгодным ввозить дешевую немецкую рожь, нежели покупать дорогую отечественную, – сообщает Покровский. – Это был настоящий скандал» [626]

. Одними патриотическими призывами тут уже было не справиться – пришлось вводить для германского зерна ограничительные пошлины.

Выгодная конъюнктура на мировом хлебном рынке была для столыпинских реформ решающим фактором успеха. Собственно, именно подобная конъюнктура вообще и сделала эти реформы возможными. Теперь же ситуация меняется буквально на глазах.

Растущая промышленность требовала новых вложений. Во время кризиса 1900 года промышленный капитал в России стал более «национальным», поскольку французские инвесторы вывезли свои средства на родину. Однако теперь отечественные предприниматели сталкивались с узостью внутреннего рынка. Столыпинские реформы породили в деревне слой зажиточных крестьян, способных покупать не только потребительские товары, но, порой, и сельскохозяйственную технику. Однако этот слой был очень узким. К тому же, несмотря на протекционизм, зависимость Российской империи от импорта постоянно увеличивалась, ее торговый баланс ухудшался. Подводя итоги предвоенным годам, Туган-Барановский констатировал: «Промышленный подъем приводит у нас к значительно более быстрому росту импорта, чем экспорта» [627]. Уже в 1913 году было очевидно, что достигнуты пределы роста. Об этом свидетельствуют экономические журналы того времени.