Периферийная империя: циклы русской истории

Если в XVI и первой половине XVII века государственное регулирование предпринимательской деятельности было не слишком активным, то к середине XVII столетия положение дел меняется. По мнению американского историка Ричарда Хелли, «русский «экономический человек» был вполне способен к инновациям и быстро адаптировался к меняющимся условиям», а потому сильное и экономически активное государство «не только не было необходимо, оно было вредно» [275]

. Легко заметить, что американский автор смотрит на русскую экономику XVII века глазами неолиберального эксперта конца XX столетия и даже повторяет задним числом те же общие места – если бы (в соответствии с позднейшими рекомендациями Международного валютного фонда) царское правительство провело приватизацию и либерализацию, то история России сложилась бы наилучшим образом. Однако с подобными выводами не согласились бы не только московские правители и купцы времен первых Романовых, но и их современники в Англии или Североамериканских колониях.

Вторая половина XVII века – время, когда экономическая роль государства возрастает повсеместно. Позднейшим либеральным авторам возникновение «большого» и экономически активного государства в Московии казалось связано с постоянной внешней угрозой [276]

 [Американский историк утверждает, что «чем больше страна и чем менее безопасны ее рубежи, тем меньше она может позволить себе такую роскошь, как народовластие и гражданские права» (с. 9). Вдобавок к этому он заявляет, что не только политических свобод в России не было, но «и частная собственность так и не смогла развиться в русских городах» (с. 10). Откуда взялись в таких условиях коммерческая империя Строгановых и другие отечественные дома, остается для американского исследователя загадкой, как, возможно, и само существование этих торговых домов]. Сложившееся для борьбы с враждебным окружением, это «большое государство», по их мнению, впоследствии само себя поддерживало, удушая экономику и не давая развиться «экономическому человеку», то есть буржуа. Между тем русское государство в XVII веке руководствуется теми же принципами, что и его западные соседи. Авторитаризм нарастает в Европе повсеместно именно в процессе модернизации. Складывается современный бюрократический аппарат, реформируется и увеличивается армия, зарождается военно-промышленный комплекс (строятся артиллерийские мастерские, судоверфи, начинается стандартизация оружия, вводится армейская форма). Россия постоянно воюет, но точно так же ведут себя и ее западные соседи – Швеция, Польша, Франция, Англия, Австрия или Голландия.

С 1630 года войны, которые ведет Московия, – наступательные. Главная цель военных походов – отвоевать доступ к рынкам для того самого «экономического человека», которому, по мнению позднейших авторов, так мешало правительство. Иными словами, «большое государство» не только не сдерживает развитие предпринимательства, но, напротив, обслуживает его. В свою очередь, частный капитал именно в таком государстве нуждается и всячески его поддерживает.

В середине XVII века Московское государство, как и большинство европейских стран, руководствуется в своей экономической политике принципами меркантилизма. По существу, меркантилизм был ответом на затяжной кризис, охвативший большинство европейских рынков. Уверенность в преимуществах свободной торговли сменяется надеждой на поддержку государства. Отныне правительства повсеместно стремились обеспечить положительный баланс внешней торговли, способствуя притоку серебра в страну и предотвращая его утечку. Как и в большинстве западных стран, московское государство стремилось достичь этой цели двумя способами. С одной стороны, поощрялось производство, прежде всего в тех отраслях, продукция которых имела высокую стоимость в чужих странах. С другой стороны, усиливались пошлины на импортируемые в страну иностранные товары. Иностранцам не разрешалось вести дела на внутреннем рынке. Государство поощряло отечественный капитал, содействовало формированию торговых монополий.