Пернатый оберег

– Амура вы приложили зря, – заступился Глеб за легкокрылого бога. – Моральных устоев он не укрепляет, это правда, но зато их и не разрушает. Он просто порхает между этими устоями, как птичка. Даже в песне поется: «У любви, как у пташки, крылья, попробуй ее поймать».

– Вот именно, попробуй… Потому что он попорхал – и на Олимп спрятался. А у самого гражданских жен по белу свету, как… Сказал бы сколько, да боюсь, кое-кто опять станет обвинять меня в использовании сленговой лексики!

– Ну и что? – стоял на своем Глеб, – по сравнению с «любовницей» и даже «сожительницей» «гражданская жена» – это звучат гордо!

– Дерзаешь спорить с олимпийским небожителем, а сам в отсутствие склероза забываешь об элементарном, а вместе с тем краеугольном и основополагающем законе бытия, утверждающем диалектическую неизбежность перехода идеального в материальное и обратно, – ехидно усмехнулся Гименей.

– Этот умник собирается красавицу-княжну привести в свою полицейскую общагу! Очень ей там понравится! – добавил ехидства Эрот, уязвленный тем, что Глеб не заступился за него перед Гименеем, как за Амура.

– Там нет даже перины пуховой и одеяла атласного! На что станешь укладывать прекрасную баронессу? На расплющенный, как блин, ватный матрас? – с таким видом, что, мол, Глеб мне друг, но истина дороже, врезал Панову промеж глаз правдой-маткой Амур.

«Вот они, олимпийские небожители, – подумал Глеб, – грызутся между собой, как собаки, а против простых смертных выступают единым фонтом! И чего только не придумают!»

– Нет у меня никаких знакомых княжон, тем более – баронесс! И в будущем не предвидится! – уличил он богов в подтасовке фактов.

– Не зарекайся! – хором уверили его небожители.

– И я как раз забочусь о благосостоянии своей будущей избранницы, потому не буду сворачивать в Малинскую, а последую за Додиком. Если мне удастся найти похищенного Дэна, Никандров заплатит премиальные, а я куплю себе комнату в коммуналке! Это первый и уникальный случай в моей полицейской практике, когда выполнение служебного долга сочетается с немалой для меня материальной выгодой. Разве можно упустить такой шанс улучшить жилищные условия для моей будущей милой женушки? Это же как в песне поется про дом с лебедями на пруду, «куда тебя я приведу». В смысле, конечно, приведу не в пруд к лебедям, а в дом у пруда.

– У него от предстоящей счастливой возможности вступить в законней брак даже язык стал заплетаться, – одобрительно заметил Гименей. – В смысле, стал заплетаться от радости, – еще уточнил он, подозрительно глянув на Амура и Эрота.

– Мало ли от чего у смертного начинает заплетаться язык перед регистрацией законного брака, – загадочно высказались боги – конкуренты Гименея. – Но опекаемому нами Глебиусу д’Ал де Ла Панини такая напасть пока не грозит. А о комнате в коммуналке что можно сказать? Это, конечно, не Парфенон! Но все же лучше общаги! – и боги благословили Глеба Панова на выполнение его служебного долга, разумеется, в сочетании с улучшением жилищных условий и повышением материального благосостояния.

Затем боги сели на белоснежное облако, сделали Глебу ручками и вознеслась к вершине Олимпа. А на опустевшей сцене вдруг материализовался издавна и весьма успешно подвизавшийся вблизи Олимпа и потому хорошо знакомый Глебу по телеку проповедник толерантности. В руках телелюбимец держал наподобие скрипки стойку с микрофоном, а смычком ему служил учебник психологии для вузов. Невидимый конферансье объявил:

– В сопровождении скрипки без оркестра господин Имярек исполнит назидательную кантату во славу толерантности.

«Понятно, почему проповедник назвался Имяреком, – подумал Глеб, – ведь по фамилии в некоторых случаях можно определить национальность артиста, а это уже противоречит принципам толерантности».

Скрипач между тем ударил смычком по струнам, то есть учебником психологии по стойке микрофона, и запел строгим, но мягким преподавательским голосом:

– Толерантность – это и лунный свет, и заря! Толерантность – тебя либералы придумали не зря! В толерантность – через взрывов грохот и пожарищ дым! Оставайся толерантным – будешь вечно гуманным!

– Меня как раз агитировать не надо, я и так за толерантность, только без взрывов и пожарищ, – сообщил исполнителю кантаты Глеб.

Внезапно над головой сочинителя кантат и ораторий появилось облачко, которое благонамеренный ветерок препровождал в сторону Олимпа. Прервав свою речь на полуслове, проповедник толерантности резво припустился за уплывающим облачком следом, догнал, подпрыгнул и попытался ухватиться за облачную субстанцию, но неудачно: сорвался и шлепнулся на грешную землю. Однако неудачливый прыгун не пал духом, резво вскочил на ноги и опрометью помчался вслед за удаляющимся средством небесного передвижения.