Перо динозавра

— Привет, моя хорошая, — вяло ответил он.

— Почему вы мне не звоните? — спросила она так сдержанно, как только могла. — Вы что, решили вступить в сговор против своей единственной дочери? — она сделала ударение на слове «единственной».

— Анна, — сказал Йенс. — Я звонил тебе неоднократно, но ты же не берешь трубку. Ты глупо себя ведешь, Анна, правда. Зачем ты кричишь на маму и ругаешь меня на чем свет стоит? Мы просто пытаемся тебе помочь. Мы прекрасно знаем, что тебе сейчас тяжело, и мы с Сесилье считаем, что это совершенный идиотизм, что Лили не живет у нас, у Сесилье, эти несколько оставшихся недель. Но это твой ребенок, мы же не можем принимать за тебя решения, правда? Мы просто этого не понимаем. Для малышки гораздо лучше быть там, где есть силы ею заниматься, — ты разве не согласна, Анна? Но если ты не хочешь… — он явно готов был продолжать, если бы Анна его не остановила.

— Папа, ты знаешь, что я тебя люблю, — хрипло сказала она. — Но ты тряпка, — она не могла больше сдерживать слез. — Все, что говорит и делает Сесилье, — это всегда истина в последней инстанции, согласись, что это так. А нам с Лили сейчас нужно отделиться от Сесилье, я думаю, ты сам это прекрасно знаешь. Я была так несчастна из-за всей этой истории с Томасом последние два года, и я не знаю, как бы я справилась без вашей помощи. Но теперь вы должны перестать вмешиваться в нашу жизнь. Оба. Мы с Лили хотим жить семьей, мама с дочерью. Да, Йенс, мы маленькая семья, но это не значит, что мы чем-то хуже других семей. И вы должны оставить нас в покое. Вы можете быть бабушкой и дедушкой, приходить по воскресеньям с пакетом конфет и забирать ее к себе на летние каникулы. Но Лили моя дочка, и я хорошая мама. Не идеальная, но я хочу

ею стать. Ты понимаешь? — она так старалась говорить сдержанно, что шипела. На том конце трубки было тихо.

— Я никогда не понимал, почему ты такая агрессивная, — обиженно сказал он.

— Кто такая Сара Белла? — ударила она наотмашь.

— Что? — Йенс переместил трубку, и Анна представила, что он сначала лежал на диване, а теперь сел с трубкой в руках.

— Кто такая Сара? Это я, правда ведь? Когда я была маленькой, меня звали Сара, да? Почему? Вы просто психи, вот вы кто!

Она сразу же пожалела о последних словах. Теперь Йенс услышит только обидные слова, а не смысл ее упреков. Как и тысячи раз раньше. И действительно.

— Анна, — тихо сказал Йенс, — как ты со мной разговариваешь? Да, я понимаю, что тебе тяжело. Но ты слишком далеко заходишь.

— Да знаешь, папа, мне абсолютно все равно, как я с тобой разговариваю, — холодно сказала Анна. — Ты мне врал. Ты врешь. Была девочка, которую звали Сара Белла, я видела сегодня ее фотографию. Она точная копия Лили. На обороте написано «Йенс и Сара Белла». Я знаю, что я и есть эта девочка. Почему?

— Где ты? — судя по голосу, теперь Йенс был по-настоящему шокирован.

— В поезде между Оденсе и Копенгагеном, — устало ответила Анна. Стало тихо.

— Где Лили?

— А Лили я анонимно сдала в «Красный крест». Как ты думаешь, где ей быть? Вот она, спит тут рядом.

— Что вы делали в Оденсе? — в голосе Йенса было столько страха, что Анна немного оттаяла.

— Маленький ты мой, глупый папа, — сказала она. — Мы были в Оденсе у Уллы Бодельсен. Патронажной сестры. Той, которая помогала тебе, когда мама постоянно лежала в больницах. Ты спрашиваешь, почему я так разозлилась? Я не могу тебе объяснить, потому что я не знаю почему. Но ты знаешь точно, — она набрала в грудь воздуху.

— Мое свидетельство о рождении, — вдруг сказала она. — Которое выдано почти одиннадцать месяцев спустя после моего рождения. Это совсем не потому, что вы, как вы всегда утверждали, так долго не могли определиться с тем, как меня назвать, правда ведь? Вы поменяли мне имя. Почему? — последнее она проорала, уже не особо сдерживаясь. Лили вздрогнула, а парень в наушниках с любопытством повернул голову в ее сторону.

На том конце телефона была мертвая тишина.

— Анна, — хрипло проговорил наконец Йенс. — Нам нужно поговорить. Я тебе все объясню.

Анна отвела руку с телефоном от уха и скорчила экрану гримасу. Потом она вспомнила, как главный зануда датской полиции говорил, что ей нужно следить за своим поведением. Она снова приложила телефон к уху.

— Анна, — умоляюще звал Йенс. — Анна?

— Я слушаю, — без выражения сказала она.

— Сесилье ни о чем не должна узнать, — прошептал он. — Пообещай мне, что ты ничего ей не скажешь. Я все могу объяснить. Но ее это просто уничтожит.

— Папа, — мягко сказала Анна. — Если правда уничтожит Сесилье, значит, ей придется быть уничтоженной. Точка, — с этими словами она нажала на отбой.