Перо и крест

И лишь во рте твоем безсильно, безполезно.

Нравоучением преславной Телемак

Стократ полезнее твоих нескладных врак [17].

Что это за „враки" и в чем глубоко ошибочна проповедь малообразованного и не рассуждающего под пятой Синода духовенства, академик ясно показал в написанных вскоре научных трудах. Во „Втором прибавлении к металлургии" (1760 год) он ярко изложил свою теорию развития Земли, в корне противоречащую легенде о „сотворении" мира за шесть дней. Это именно легенда, утверждает Ломоносов:

„Кому противна долгота времени и множество веков, требуемых на обращение дел и произведения вещей в натуре, больше нежели как принятое у нас церковное исчисление, тот возьми в разсуждение… что оно не догмат веры, ниже узаконение, утвержденное соборами…

Если же кто сим недоволен, - иронизирует ученый, - то пусть отнесет вышеписанные натуры деяния в оное время, когда Земля была невидима и неустроена (так! - А. Б.), то есть прежде шестидневного произведения тварей: там не будет никакого спору и сомнения о времени, не описанном и не определенном чрез течение светил небесных".

В следующем, 1761 году вышло из печати „Прибавление" к астрономическому исследованию Ломоносова „Явление Венеры на Солнце". При прохождении планеты через видимый солнечный диск ученому удалось обнаружить на ней атмосферу, то есть найти сильнейший аргумент в пользу гипотезы о наличии жизни не только на Земле. Михаил Васильевич указал, что его взгляды приходят в противоречие с мнением невежественного духовенства, и постарался (на первый взгляд) уйти от конфликта, прикрывшись рассуждением о „двойственности истины". Однако не мог удержаться от насмешки над своими противниками-проповедниками.

„Некоторые спрашивают, - иронически замечает академик, - ежели-де на планетах есть живущие нам подобные люди, то какой они веры? Проповедано ли им евангелие? Крещены ли они в веру Христову?

Сим дается ответ вопросный. В южных великих землях, коих берега в нынешние времена почти только примечены мореплавателями, тамошние жители, также и в других неведомых землях обитатели, люди видом, языком и всеми поведениями от нас отменные, какой веры? И кто им проповедал евангелие?

Ежели кто про то знать или их обратить и крестить хочет, тот пусть по евангельскому слову… туда пойдет. И как свою проповедь окончит, то после пусть поедет для того ж и на Венеру. Только бы его труд не был напрасен. Может быть, тамошние люди в Адаме не согрешили; и для того всех из того следствий не надобно".

Из подобных заявлений видно, что Михаил Васильевич даже учитывая цензурные условия, уже не желал поддерживать „мирное сосуществование" своего творчества с пытающимся ограничить его духовным ведомством. Примерно в том же 1761 году он переводит басню Лафонтена о монашестве „Крыса, удалившаяся из мира":

Мышь некогда, любя святыню,

Оставила прелестной мир,

Ушла в глубокую пустыню,

Засевшись вся в галланской сыр.

Судя по бумаге, чернилам и расположению в рукописи, этот популярный перевод был сделан Ломоносовым в непосредственной связи с набросанным выше планом уже упомянутого „Прибавления второго" к „Первым основаниям металлургии". В плане же ясно сказано о намерении автора осудить „некоторых поведение, кои осмехают науки, особливо новые откровения и изыскания, разглашая, будто бы они были противны веры". Однако научный труд, явно непосильный для понимания духовных надсмотрщиков, был вскоре издан, а ясная всем басня оставалась в рукописи еще целое столетие.

Эта борьба Ломоносова, счастливо избежавшего громов и молний Святейшего синода и неукоснительно одерживавшего моральные победы над своими противниками, требовала от него немалого напряжения сил, отнимала время. Даже столь великий ученый, поэт и борец за правду вынужден был временами идти на уступки церкви. Так же как басня о мышке в сыре, не была издана при жизни Михаила Васильевича записка для И. И. Шувалова „О сохранении и размножении российского народа", написанная в 1761 году.

Это во многих отношениях замечательное произведение мыслителя-гражданина, наполненное искренней болью за российский народ, дает самую резкую характеристику влияния деформированной церкви на развитие народа. В ряде случаев Ломоносов даже слишком суров.

„Взгляды, уборы, обходительства, роскоши и прочие поступки везде показывают, - пишет Михаил Васильевич, - что монашество в молодости не что иное есть, как черным платьем прикрытое блудодеяние и содомство, наносящее знатный ущерб размножению человеческого рода, не упоминая о бывающих дето-убивствах, когда законопреступление закрывают злодеянием. Мне кажется, что надобно клобук запретить мужчинам до 50, а женщинам до 45-ти лет".