Пером и шпагой

– Ну да. Пора бы уж вам, мой милый, догадаться, что я женщина… Садитесь, Бомарше, напротив. Каков Париж? И лают ли по-прежнему ньюфаундлендские собаки на Сене, ныряя за утопленниками? Я так любила в юности засыпать под их лай. Виноградный ли год во Франции?

Бомарше похлопал платком по лбу.

– Капитан, я вас не совсем понимаю.., объяснитесь же.

– Ха, как вы наивны, Бомарше! Здесь был до вас капитан Помарель, он куда догадливее: на этом самом месте два часа стоял передо мною на коленях… Знать, напрасно ходят всякие сплетни, что вы озорник и шалунишка… Мне не бояться вас?

Бомарше уже освоился с присутствием в доме женщины.

– Мадемуазель, – сказал он, входя в роль обольстителя, – если правда то, что о вас говорят, то вы очень опытная кокетка!

– О нет, – снова затрепетал мохнатый веер. – Я решила быть честной перед вами… Филидор был моей первой любовью, вы – моя вторая любовь. Неужели вы не заметили моего смятения?

Рука Бомарше робко обвила талию де Еона.

– Так в чем же дело, душа моя? – сказал он, очарованный невольно. – Маленький роман делу не повредит. Давай же покончим с делами, а потом как следует закоптим окна!

И через несколько дней Лондон был ошарашен.

– Вы слышали? – говорили кругом. – Бомарше уже потребовал от девицы де Бомон башмак, туфлю и пояс для снятия мерки.

– Неужели дело дойдет до свадьбы?

– Да, пора бы уж этой девице успокоиться в замужестве.

– Господа, а Бомарше и здесь не прогадал, невеста хлопочет о пенсии, которая составит немалое приданое.

– Уж кто-кто, а плут Бомарше устроит свои дела… Бомарше вернулся в Версаль и потребовал от Вержена шесть тысяч фунтов стерлингов на окончание дела с де Еоном.

– Что с вами? – спросил министр. – Вы как-то не в себе.

– Ах, милый граф! Париж может хохотать: назревает моя гениальная комедия под названием «Свадьба Бомарше».

– Но зачем вам столько денег?

– А разве вы, граф, ухаживаете за женщиной без денег?

Вержен спокойно (без поэзии) рассудил так:

– Вот неукоснительное условие для кавалерши де Еон и де Бомон: чтобы никогда она не носила мужского платья, тем более – мундира. Вы слышите, влюбленный Бомарше, что я говорю?

– Неужели вы думаете, – отвечал Бомарше Вержену, – я могу позволить, чтобы моя прелестная жена донашивала старые драгунские штаны? Теперь я и сам заинтересован в этом более, нежели ваше министерство!

…Я часто думал об этом: если де Еон блестяще играл женщину, то Бомарше как раз не играл; он поверил в то, что де Еон – женщина. Я не ручаюсь, что он любил эту женщину, но он сознательно шел на брачные узы с нею.

Вержен случайно оказался прав; де Еон как-то даже не заметил, когда это случилось. Но капкан уже захлопнулся, намертво прищемив его судьбу обручами корсетов. Единожды выступив в роли женщины, он терял право требовать для себя восстановления прав дипломата. И – что очень важно! – ни он сам, ни его противники уже не могли рассчитывать на поединок с ним. Кто станет обнажать шпагу перед женщиной?

***

Бомарше настолько увлекся предстоящей женитьбой, что решил заодно окупить и накладные расходы на свадьбу. Для этого он баллотировал себя в клубе спорщиков на пари. Ставки на женский пол де Еона после сватовства Бомарше круто подскочили. Теперь семь против четырех выставлялось за женщину!

Бомарше выступил в клубе с заверением:

– Джентльмены, я беру на себя, как вы сами о том догадываетесь, самый неблагодарный труд в этом многолетнем споре, давно зашедшем в тупик побочных соображений. Ваше дело оплатить мне открытие истины, а всю тяжелую работу я выполню сам… Три процента с общего сбора в мою пользу – это разве не честно?

– На кого вы ставите, Бомарше? – задали ему вопрос.

– Как на кого? Естественно, на то, что невеста моя – женщина!

– Это надо еще доказать… – нашлись пессимисты.

– Я докажу! – поклялся Бомарше. – Но я могу это доказать никак не раньше свадьбы…

Свадьба же могла состояться не раньше, чем Бомарше с де Еоном покончат с официальными делами. Однако после смерти Людовика XV тайна «королевских секретов» пала в цене, и Бомарше торговался со своей «невестой».

– Послушайте, – оскорбился де Еон, – вы ведете себя столь неприлично, что я могу заподозрить вас в неискренности чувства ко мне. Наконец, для кого я стараюсь? Вы же будете тратить мою пенсию… Не так ли заведено в добрых семействах?

Бомарше смущенно оправдывал себя приказами Вержена.

– Ну и скотина же вы, Бомарше! – сказал ему де Еон. – Подумайте еще раз: гожусь ли я вам в супруги? Поэт поискал глазами свою измятую в дорогах шляпу.

– Может, мне уйти? – оскорбился он.

– Нет, нет. Я все равно так люблю вас, негодный Бомарше…

И он (или она) повис (или повисла) на шее великого комедианта. Недаром я предпослал к этой части вступительную фразу из «Торжествующего хамелеона» – «Сие поистине одне токмо французы производить способны!..»

***

Со скрипом выпали ржавые гвозди, и половица, поднятая де Еоном, открыла взору Бомарше незабываемое зрелище. Уложенные в плотный ряд, как поросятки в хлеву, лежали под полом толстые фолианты, аккуратно перевязанные, и на каждом было написано: «Секретно, подлежит возвращению только королю».