Пером и шпагой

Спокойно проживал он ныне в новом убежище, которое приискал у старухи француженки Дюфур, занимавшейся в Лондоне разными темными делами и делишками. Он скрылся от суда. Судебные пристава, при поддержке солдат с оружием, явились для исполнения приговора. Но вместо кавалера де Еона, изящного дипломата, они обнаружили трех женщин-замарашек. Они гладили белье. На вопрос полиции, где здесь скрывается де Еон, они только рассмеялись.

Особенно хохотала одна из них, распаренная от утюга, с блестящими глазами. Узнать в этой гладильщице белья самого посла Франции, конечно, было можно. Но для этого надо было прийти сюда не полиции, а кому-либо другому — более проницательному…

Трейссак де Вержи, вдыхая запахи нищеты, привычные ему с детства, перебирал ногами сто двадцать первую ступеньку грязной и разрушенной лестницы. Нетерпеливо толкнул заплесневелые двери.

— Мне хотелось бы видеть мадам Дюфур, — сказал он. Навстречу ему, вытирая руки, поднялась от стола кухарка:

***

— Мадам Дюфур (маленькая запинка) здесь не проживает…

Трейссак де Вержи снял шляпу и улыбнулся:

— А вы, господин посол, готовите ужин для вечернего раута?

— Дело за мясом! — и де Еон взялся за кухонный нож.

— Позвольте присесть вечно голодному писателю?

— Садитесь! — И нож вошел в доску стола, колеблясь. — Так и быть: сегодня я накормлю вас до отвала.

— А какой приятный вид из окна: крыши, крыши… — начал де Вержи, озираясь. — Знаете, сударь, ведь я большой поклонник вашего таланта. Ваше имя будет бессмертно!

— В приложении к моему ваше — тоже, — отвечал де Еон. — Вы прославили себя тем, что осмелились соперничать со мною.

— Что делать! — огорчился де Вержи и, кажется, искренне. — Нужда заставила продать свое перо. Меня подбил Гудар, эта отъявленная бездарность, и.., наконец, мне заплатили!

— За деньги можно сделать все, — сказал де Еон, — но никогда не пишите за деньги. Это заставляет торопиться, чтобы золото скорей забренчало в кармане, и писатель уже не заботится о стиле. А стиль — это главное, ради чего стоит потрудиться!

— Пожалуй, вы правы, — согласился де Вержи, поразмыслив.

Де Еон посмотрел ему прямо в глаза:

— Есть веская причина, по которой вы пришли ко мне. Честно признаюсь, что я об этой причине не могу догадаться.

— У вас в Тоннере, шевалье, живет старая мать, — неожиданно произнес Трейссак де Вержи. — Случайно я узнал, что Версаль начал ее преследовать за ваши деяния… В моей чересчур сложной биографии, — поморщился он, — тоже было однажды нечто подобное, и потому-то я решил стать честнее самого себя.

— Благодарю, — ответил де Еон. — В самом деле, я сейчас говорю уже без иронии, не останетесь ли вы со мной пообедать?..

За обедом де Вержи исповедался перед де Еоном. Манэн тогда подсыпал в вино усыпляющий яд по указке графа Герши; посол пытался подкупить и его, бедного литератора, на убийство кавалера.

— Запечатлейте на бумаге, — попросил его де Еон, — свой рассказ о кознях посольства против меня…

Добровольные показания литератора были размножены в копиях, и де Еон не замедлил разослать их по министрам Франции.

Отравление и подкуп наемных убийц — обвинения куда как хлесткие! Но первым пострадал писатель Трейссак де Вержи: агенты Людовика схватили его (как самого опасного свидетеля) и бросили через Ла-Манш — в «Башню молчания». Утром накануне процесса газетчики Лондона выкрикивали:

— Новое свидетельство версальского деспотизма! Арестован еще один свидетель.., на этот раз буфетчик посольства Франции, который подсыпал яд в бокал де Еона! Вчера ночью буфетчик тоже отправлен за Ла-Манш!

Герши потускнел, часы его тикали вразнобой. Графиня Герши перестала пользоваться успехом среди мужественных британцев. Дело передали в высокий суд «королевской скамьи». Правительство Англии было согласно погасить этот крупный скандал, но…

— Вы слышите? — сказал в парламенте генерал-атторней Флетчер Нортон.

— Вы слышите, что кричат на улицах? Мы не можем не учитывать эти голоса. Откройте окна — пусть услышат глухие…

— Герши — на виселицу! — раздавалось с улицы. В один из дней процесса, когда Герши вылезал из кареты, толпа англичан набросилась на него. Лошади, испуганные, дернули. Посла поволокло по земле. Окровавленный граф Герши закричал:

— Вы не того бьете, кого надо бить… Я совсем не граф Герши, я только секретарь графа Герши!

Толпою были сорваны с посла Франции все его ордена и разбросаны по земле. Бежав от суда и покинув посольство на произвол судьбы, граф Герши на первом же корабле убрался за Ла-Манш.

— Я изнурен, — заявил Герши министру Пралену. — На этом посту нужен человек, умеющий прыгать в игольное ушко, стрелять из пушек, плавать рыбою под водою, мыться огнем… И еще надо очень многое уметь, чтобы соперничать с хитрецом де Еоном!

Прален даже не удивился:

— Такой человек в министерстве есть! Вот идет к нам граф Дюран, как всегда веселый и милый… Граф Дюран, — поднялся Прален из кресла, — мы как раз говорим о вашей карьере!

***

Незадолго до этого Брольи беседовал с Людовиком: