Он не сомневался, что у всего в этом мире есть причины, а, значит, его настоящее — их следствие. Как бы то ни было, он смирился с тем, что никто к нему не придёт и принял решение никого больше не ждать. С этого самого момента.
В конце концов, везде должен быть баланс и, если ожидание родных — это предложение к общению, то должен быть и спрос. Раз спроса нет — не будет больше и предложения. Удивительно, как легко иногда даются тяжёлые решения.
Молодой сотруднице, наблюдавшей всё случившееся, было горестно. Ей хотелось хоть что-то сделать для этого пожилого человека, как-то отвлечь и помочь ему, но это был тот самый момент, когда в полной мере осознаешь своё бессилие.
Она, как и многие из персонала, относилась к нему с симпатией. Ей нравился этот харизматичный старик, поэтому она искренне не понимала, что же должен натворить человек, чтобы его семья относилась к нему вот так. Для неё это было сродни размышлениям о преступлении и наказании на примере библейского Потопа — «любопытно, за какие грехи, при дарованной Им свободе воли, на человечество обрушилась сия Кара Божья?»
Её размышления и его ожидания, конечно, имели бы смысл, если бы не одно «но»… Виам понимал, что никто никогда к нему не придет, он просто отказывался в это верить. К сожалению, человек склонен надеяться на лучшее, даже, когда, а, вернее, потому, что поиски следов пропавшего с радаров воздушного транспорта, которым летела вся его семья, ни к чему не привели.
Все постояльцы Дома Сенекс сохраняли ясность ума, были начитаны и остроумны, обладали жизненным опытом и являлись интересными собеседниками, но было нечто, что выделяло Виама Даалевтина среди остальных. Сотрудники, обсуждая их между собой, не раз отмечали, что странно ощущают себя при общении с ним.
Действительно, тембр его голоса обладал уникальным, похожим на гипнотический, эффектом. Используемые им речевые обороты заставляли слушателей с увлечением внимать его монологам и всегда соглашаться с приведёнными стариком аргументами, о чём бы ни заходил разговор. Казалось, он мог дать ответ на любой вопрос по любому предмету, кроме, разве что, информации о самом себе. Всегда общительный и открытый, он тут же становился угрюмым и замкнутым при любой попытке узнать подробности о его прошлом.
Люди, не имеющие доступа к архивам, списывали это на нежелание откровенничать или неприятные воспоминания. Имеющие же доступ… думали то же самое. На его личном деле, конечно, не было массивной сургучной печати или цепей с кодовым замком, но оно ничем не отличалось от досье на других обитателей Дома: общие факты биографии не давали никакого представления о его способностях, навыках или особенностях.
Окружающие субъективно воспринимали старика, как пазл с идеально подходящими друг к другу частями, у которого нет решения — как ни крути, он неизменно будет собран правильно, но всегда неверно. Другими словами, о нём никто ничего не знал.
Молодой сотруднице нравилось общаться с ним. Она получала удовольствие от его внимания, их бесед, обсуждений прочитанных книг или прослушивания историй, больше напоминавших мудрые наставления и уроки жизни.
Её пленял этот ум и эрудиция, влекла невозможность узнать его ближе. Она смотрела на него и представляла совершенное сочетание превосходной физической формы и высокого уровня интеллекта. В своём воображении, девушка видела его молодым, полным сил и голодным до свершений человеком, но нить этих образов всегда обрубалась сожалениями о беспощадности времени и скоротечности жизни. Да, для своих лет выглядел этот человек превосходно, но лучшие его годы были позади.
Девушка взяла с кресла плед, подобрала книгу, трость, и тихо подошла к буку. Укрывая сзади плечи пожилого человека, она едва слышно сказала:
— Господин Виам, через час будет подан ужин. Вас ожида… — но закончить не успела.
— Благодарю, Перси́я. Я приду чуть позже, — перебил её старик устало звучащим голосом. Повернувшись, он взглянул в её глаза, принял трость и грустно улыбнулся. — Благодарю.
Она тоже улыбнулась в ответ и удалилась так же незаметно, как и пришла.
Земля совершала очередной оборот вокруг своей оси, постепенно стягивая Солнце за линию горизонта. День подходил к концу, и посетители начали разъезжаться.
На пути от центральных ворот к Дому, те, кто уже проводил своих близких, проходили мимо Виама. Он старался не обращать на себя внимания, не встречаться с ними глазами и ничего не говорить, так как знал, что сейчас им необходимо побыть наедине со своими мыслями.
Однако беглого взгляда хватало, чтобы увидеть, как гаснет огонёк в их глазах. Как безуспешно они пытаются удержать уходящее ощущение счастья. Как тоска овладевает их душами, ведь их полная ожиданий жизнь продолжится, едва только наступит завтра… если наступит. Виам же больше не ждал никого. И был этому рад.