Персональное дело

   Но если даже и так, то вот уж эта история с моим отравлением никак не могла оставить КГБ равнодушным. Пусть я сошел с ума, или мне показалось, или я все выдумал, но мною по этому поводу был устроен большой шум. Я собрал пресс-конференцию, говорил об этом во многих своих интервью, в том числе и записанном на магнитофон и тут же переданном на весь Советский Союз «Немецкой волной», подробный отчет об этом опубликовал в «Континенте». Фактически я обвинил КГБ в террористическом акте.

   – Вы, – сказал я Краюшкину, – хотите, чтобы я вам поверил, что к таким обвинениям КГБ остался совершенно глух?

   – Ну возможно, на вас собирались какие-то отдельные материалы, но специального дела не было. Если вы нам не верите, у вас есть другая возможность высказать свои сомнения. Замминистра Василий Алексеевич Фролов готов вас принять и выслушать.

   Краюшкин позвонил Фролову и договорился. Затем было высказано соображение, что перейти в другое здание лучше внутренним ходом, чтобы люди с улицы нас не видели. Не знаю, обычные ли это меры предосторожности или из прошлого опыта втягивания клиента: сделать вид, что он вместе с ними и заодно делает что-то потайное, что от людей надо скрывать.

   Тем не менее мне было любопытно.

   Прапорщик открыл своим ключом заднюю дверь, и из обыкновенного на вид учреждения в самом центре Москвы сразу попал я в тюремный двор с высоким забором, с батареей прожекторов наверху. Через двор прошли в новое большое здание КГБ, выстроенное рядом с самым главным. Пройдя по каким-то коридорам, оказались в просторной приемной, а потом и в самом кабинете замминистра с большими портретами Ленина и Дзержинского.

   Невысокого роста седоватый человек лет пятидесяти, выйдя из-под портретов, протянул руку:

   – Мне сказали, что вы чем-то недовольны.

   – Я недоволен тем, что меня с самого начала пытаются провести на мякине.

   – А что такое?

   – Я не верю, что мое дело уничтожено.

   – Разве вам не дали постановление?

   – Постановление дали. Но если оно лжет по мелочам, почему я должен верить, что оно не врет вообще?

   – А почему вы думаете, что оно лжет?

   Объясняю конкретно. Вижу, он быстро прикидывает, стоит ли держаться версии Краюшкина, и решает, что не стоит.

   – Да, – говорит он решительно, – да, здесь, пожалуй, что-то не то. Какой здесь год? Семьдесят седьмой? Нет, конечно, что-нибудь должно было быть раньше.

   – Ну да, – держится за собственную версию Краюшкин, – раньше какие-то материалы тоже могли на вас собираться. Но дело открыто не было. Просто, может быть, отдельные материалы время от времени собирались и складывались.

   – А куда складывались?

   – В какую-нибудь папочку.

   – Но она, эта папочка, наверное, как-нибудь называлась?

   – Почему вы думаете, что она обязательно должна как-нибудь называться?

   – Разве у вас есть хотя бы одна папка, которая не имеет никакого названия?

   Краюшкин дергается что-то сказать.

   – Ну ладно, – останавливает его замминистра. – Ты же видишь, он все понимает.

   – Правильно вы заметили, – говорю, – он все понимает. Во всяком случае, кое-что понимает. Обмануть его, конечно, можно, но для этого надо как-нибудь постараться, а не так вот просто.

   – Но надеюсь, про меня вы не думаете, что я с вами хитрю?

   – Как вам сказать? Откровенно говоря, я был бы очень удивлен, если бы на вашей должности обнаружил бесхитростного человека.

   – Тем не менее лично я вас обманывать не собираюсь. Я вообще пришел из МВД.

   – А разве вы не конструктор?

   – Нет. А почему вы думаете, что конструктор?

   – Так мне показалось. Но извините. Значит, вы пришли из МВД, и что?

   – Я пришел из МВД, и на мне грязи нет. И мне незачем скрывать те безобразия, которые здесь творились. И мы не скрываем. У нас нет никаких секретов.

   В это утверждение я тоже позволил себе не поверить: секретная служба без секретов – это абсурд.

   – Но я, – сказал я Фролову, – во все ваши секреты проникать не собираюсь. Меня в настоящий момент интересует только собственное досье. Если оно даже и правда уничтожено, то следы того, как КГБ работал со мной, должны оставаться в каких-то других документах.

   Краюшкин иронически улыбается.

   – Видно сразу, что вы не понимаете принцип хранения секретных документов. Секретные документы одного назначения, во избежание утечки, всегда складываются в одну папку, а не в десять.

   – Да-да, – подтверждает чистый Фролов, – именно так. Всегда в одну папочку.

   – Этого не может быть, – говорю я. – Никак не может быть. Каждое дело обязательно с другими делами так или иначе пересекается. Кроме того, есть какие-то побочные документы, распоряжения, например, направить на слежение за объектом «Гранин» таких-то людей (фамилии), выделить столько-то автомобилей (номера), выдать талоны на бензин (количество литров), выписать на отравление «Гранина» шестьдесят граммов крысиного яду. Или что-нибудь в этом духе. Что же, я вас буду учить? Ну например, вот комната в «Метрополе» номер 480. Ведь она где-то у вас в каких-то бумагах тоже фигурирует. Ее же снимали, оплачивали, оборудовали. Неужели все это было вложено в папочку «Гранин» и там сгорело?

   Василий Алексеевич улыбается.