Перстень Андрея Первозванного

Но все это было сказано потом, потом… Потом они условно восстановили картину аварии: шофера, едва не убившего Алесана, но все же доставившего его в больницу, так и не удалось разыскать. Потом вместе помянули короля лесных туарегов – он так и не дождался сына. Потом назвали друг друга побратимами и поклялись в вечной дружбе. Потом Алесан взял с Германа слово непременно навестить его – и уехал восходить на трон, который, судя по косвенной информации, начал ощутимо шататься под отсутствующим королем. Герман слово-то дал, но подумал, что съездить в Африку ему так же реально, как побывать в поясе астероидов.

Потом… потом он узнал, что сестра Лада вышла замуж за Кирилла Смольникова, – и ощутил, что ему хочется оказаться подальше не только от Нижнего Новгорода и от Москвы, где поочередно решили жить молодые, но и вообще от России. Как можно дальше! Желательно на краю света.

В Африке, например.

Он дождался вызова от Алесана и уехал. Он хотел пробыть в Африке как можно дольше, например год!

Герман вернулся через семь лет.

* * *

– И что было потом? – сочувственно спросила Валерия.

– Отпечатки пальцев взяли. Ты представляешь? Как будто я…

– Дело не в тебе. Вполне обычная процедура. Надо же отделить в квартире твои и теткины отпечатки от чужих. Недавно в газете читала: маньяк убил девочку, задушил, полиция сразу взяла отпечатки у родителей, так из этого журналисты такое раздули… Дальше что?

– Дальше…

Альбина тяжело вздохнула и чуть не с головой погрузилась в ванну. На поверхности воды пузырился толстенный слой мыльной пены. Хотелось нырнуть туда с головой – и уже никогда не показываться. А что? Сделать под водой глубокий вдох – и…

Конечно, глупости: Валерия рядом – выдернет за волосы. Да и вообще – по своей воле трудненько утонуть в ванне, даже если это и джакузи. Однако мысль «сделать под водой глубокий вдох – и…» уже посещала ее сегодня. Не так определенно: чтобы непременно утопиться, а просто – мысль о покое как средстве спасения. Выхода. Освобождения…

О нет, пришла эта мысль не в ту минуту, когда, перевалившись через подоконник, Альбина грохнулась в морозную ночь. Тогда она и впрямь хотела сохранить жизнь. А вот потом, через четыре-пять часов… а может быть, и через шесть-семь, она уже и не помнила хорошенько. Словом, когда тот капитан или лейтенант – Альбина не разбиралась в званиях, да и вообще все в отделении казались ей на угрюмое, недоверчивое одно лицо – вдруг глянул на нее насмешливо и брякнул:

– Что, призраков боитесь?

Альбина робко пожала плечами. Она только сказала этому оперу, что не хочет оставаться одна в квартире, в которой весь пол испещрен грязными следами, видны пятна крови, рядом с сервантом, где лежала мертвая, обрисован бесформенный силуэт, а с окна содрана занавеска. Убрать что-либо, даже вывернутые из ящиков вещи (полицейские почему-то первым делом сделали тщательнейший обыск) ей запретили. «Вдруг что-то еще понадобится прояснить в картине преступления», – было сказано.

Но вовсе не поэтому Альбине нестерпимо хотелось исчезнуть из дома. В ушах еще звучал подлый хохоток Наиля, вкрадчиво-нетерпеливый голос его сообщника, крики тети Гали… Да, слова о страхе перед призраками были не так уж далеки от истины! Однако еще больше она боялась живых: боялась возвращения тех, кого этот опер в протоколе округло назвал подозреваемыми – все еще подозреваемыми, а не убийцами и грабителями, хотя Альбина совершенно ясно рассказала ему, как было дело!

– При чем тут призраки? – спросила она, с трудом сдерживаясь, чтобы не зарыдать в голос от ни с чем не сравнимой усталости, которая так и гнула к земле, путала мысли в неразличимый ком. – Я же свидетельница – кажется, единственная? Я видела их, могу опознать. Вдруг они вернутся, чтобы все-таки разделаться со мной?

– А зачем же им с вами разделываться? – с удивительным тупоумием поинтересовался опер. – Разве вы им еще не заплатили?

Альбина растерянно моргнула. В каком смысле? Это он так шутит, что ли?.. И вдруг, вглядевшись в равнодушные глаза, внезапно ставшие цепкими, просто-таки высасывающими, она поняла, что в этой шутке нет ни доли шутки. Он говорит серьезно!

И залилась краской, как дурочка, и уставилась на него жалобно, потерянно, и залепетала что-то вроде:

– Да как вы можете… да как вы смеете… да как вам такое в голову могло прийти?..