Перстень Иуды

– Да я ж тебя учил! Берешь его и ведешь, наган – наголо! – но руки ему все равно проволокой скрутить надо – две скрутки, и хватит… Когда свернули последний раз направо, в тупичок, опилки под ногами почувствовал, сразу не мешкая наган к затылку и пали! А сапогом под зад, чтобы вперед полетел, тогда и не испачкаешься…

– Да я так и делаю…

– Значит, не так. А ну, кажи наган!

Мятте протянул заскорузлую руку, и Визжалов вложил в нее оружие.

– Наградной! – похвастал он. – Вон, табличка на рукоятке…

– Табличка тут ни при чем! – сокрушенно покачал головой латыш. – У тебя ж ствол короткий!

– Ну, да… Чтоб носить удобней.

– Носи-и-ить… Вот и носи! А ты из него исполнять начал… Самовольно. В инструкции обычный наган указан. Возьми такой, какой положен. Вот и забрызгиваться не будешь!

Когда-то Мятте был водителем кремлевского гаража особого назначения, возил Ленина, потом Иосифа Виссарионовича, и хотя образования не имел, продвинулся до должности коменданта Московского ОГПУ. Здесь его основной работой стало исполнение смертных приговоров, выносимых коллегией ОГПУ. Относился он к ней буднично, как к любой другой обязанности, и охотно учил молодежь.

– Спасибо! – сказал Аристарх Сидорович, а сам подумал: «В каждом ремесле свои тонкости…»

– Хочешь, анекдот расскажу про Ленина и Троцкого? – с хитрой усмешкой спросил латыш.

Аристарх сразу заторопился. Мятте любил рассказывать такие анекдоты, за которые сам же и расстреливал. Мало находилось смельчаков его слушать. Точнее, совсем не находилось.

– В другой раз. Сегодня обещал жене пораньше вернуться…

– Ну, в другой так в другой, – Мятте продолжал улыбаться, так что его монголоидные глаза сузились еще больше, будто он уже целился.

Семья Визжаловых понемногу обживалась в столице. После курсов повышения квалификации Аристарх получил назначение в Московское управление, сразу дали комнату в семейном общежитии ОГПУ, Татьяна устроилась в «Московские ведомости».

Новый, 1927 год они встречали в общежитии, с соседями-сослуживцами. Жили тут все дружно и держались демократично: начальник следственного отдела Лавринов и замначальника секретной части Катасонов самолично выносили в длинный коридор столы, старшие оперативники Визжалов и Халябин составляли их в ряд – торец в торец, жены Татьяна и Нина накрыли разномастными скатертями, а сверху расставили бутылки с вином, водкой и коньяком; салаты и винегрет, ветчину, ролл-мопс, жареных цыплят и говяжьи котлеты… Следователь Букасов ловко откупорил спиртное и широким жестом пригласил всех к столу. Почти все мужчины были в форме, зато женщины – в пестрых платьях из шелка и крепдешина, с ярко накрашенными губами и подведенными глазами. Такая одежда и косметика в обычных магазинах не продавались, но они получали все из спецраспределителя.

Веселились, пили за победу мировой революции, за товарищей Ленина и Сталина, за ОГПУ – грозный меч партии, за искоренение под корень врагов народа… Танцевали под патефон, пели революционные песни, снова пили, в конце Букасов затянул «Мурку», Визжалов подхватил, но опомнился и настороженно скосил глаза, однако, все было в порядке: и товарищ Лавринов пел, и товарищ Катасонов, причем с такой душой и надрывом, как ни в одной коммунистической песне… Потом запели: «Ты подошла ко мне небрежною походкой…», потом про то, как сын охраняет отца…

В общем, посидели очень хорошо и душевно, расходились под утро, когда забрезжила заря первого дня 1927 года. Изрядно опьяневший Аристарх взял Татьяну под руку, требовательно потянул, но она мягко высвободилась:

– Подожди, я помогу Нине с Надей посуду вымыть…

Шатаясь, он дошел до своей комнаты и повалился в постель.

– А тебя совесть не мучает? – раздался чей-то голос.

– Что?! – вскинулся Аристарх. – Кто здесь?!

Угол стены протекал и покрылся плесенью. Он привык к пятнам и потекам, но сейчас они сложились в портрет: худое лицо с впалыми щеками, усики, бородка, вполне благопристойная внешность… Только разные глаза портили впечатление.

– Ты кто?!

– Иегуда из Кириафа. Первый хозяин твоего перстня. Меня считают главным предателем всех времен и народов, а за что? Что такое предательство? Это когда выдаешь того, кого никто не знает! Или когда указываешь тайное место, где он скрывается… Так или нет? Ты это знаешь лучше других, ты же сыщик…

Аристарх ошарашенно молчал.

– Если бы Он тайком творил свои чудеса и скрывался от чужих взглядов, а я привел солдат в убежище и, чтобы выбрать его из других, поцеловал тем самым иудиным поцелуем,который проклят в веках, то тогда я и был бы предателем!

Иегуда почти кричал. Визжалов даже испугался, что услышат соседи: вдруг войдет товарищ Лавринов или товарищ Катасонов, а у него, члена партии и ответственного работника ОГПУ, в комнате сам Иуда Искариот! Это порочащая связь, это даже хуже, чем меньшевик или левый уклонист!