Пертская красавица

Обитель охотно открыла свои ворота перед именитой

гостьей, так как этот край был подвластен могуществен-

ному лорду Драммонду, союзнику Дугласа. Здесь глава

отряда телохранителей, доставившего в Кэмпси Кэтрин и

француженку, вручил герцогине письма ее отца. Если и

были у Марджори Дуглас основания жаловаться на Ротсея,

его страшный, нежданный конец глубоко потряс высоко-

родную леди, и она далеко за полночь не ложилась спать,

предаваясь скорби и молясь.

На другое утро – утро памятного вербного воскресенья

– она приказала привести к ней Кэтрин Гловер и певицу.

Обе девушки были потрясены и угнетены теми ужасами, на

которые нагляделись в последние дни, а Марджори Дуглас,

как и ее отец, своим внешним видом не столько распола-

гала к доверию, сколько внушала почтение и страх. Все же

она говорила ласково, хоть и казалась подавленной горем,

и вызнала у девушек все, что могли они ей рассказать о

судьбе ее заблудшего и легковерного супруга. Она,

по-видимому, была благодарна Кэтрин и музыкантше за их

попытку с опасностью для собственной жизни спасти Да-

вида Ротсея от его страшной судьбы. Герцогиня предло-

жила им помолиться вместе с нею, а в час обеда протянула

им руку для поцелуя и отпустила подкрепиться едой, за-

верив обеих, особенно же Кэтрин, что окажет им дейст-

венное покровительство, означавшее, как дала она понять,

и покровительство со стороны ее отца, всемогущего Ар-

чибалда Дугласа, пока она жива, сказала герцогиня, они

будут обе как за каменной стеной.

Девушки расстались со вдовствующей принцессой и

были приглашены отобедать с ее дуэньями и придворными

дамами, погруженными в глубокую печаль, но умевшими

выказать при том необычайную чопорность, которая об-

давала холодом веселое сердце француженки и тяготила

даже сдержанную Кэтрин Гловер. Так что подруги (теперь

вполне уместно так назвать их) были рады избавиться от

общества этих важных дам, сплошь потомственных дво-

рянок, когда те, полагая неудобным для себя сидеть за

одним столом с дочерью какого-то горожанина и бродяж-

кой-потешницей, с тем большей охотой отпустили их по-

гулять вокруг монастыря. Слева к нему примыкал густой –

с высокими кустами и деревьями – плодовый сад. Он до-

ходил до самого края обрыва, отделенный от него только

легкой оградой, такой невысокой, что глаз легко мог из-

мерить глубину пропасти и любоваться бурливыми вода-

ми, которые пенились, спорили и клокотали внизу, пере-

катываясь через каменный порог.

Красавица Кэтрин и ее приятельница тихо брели по

тропе вдоль этой ограды, любовались романтической кар-

тиной местности и гадали, какой она примет вид, когда

лето, уже недалекое, оденет рощу в листву. Они довольно

долго шли молча. Наконец веселая, смелая духом фран-

цуженка сумела одолеть печальную думу, навеянную всем

недавно пережитым, да и нынешними их обстоятельства-

ми.

– Неужели ужасы Фолкленда, дорогая Мэй, все еще

тяготеют над твоей душой? Старайся позабыть о них, как

забываю я. Нелегко нам будет идти дорогой жизни, если

мы не станем после дождя отряхивать влагу с наших на-

мокших плащей.

– Эти ужасы не позабудешь, – ответила Кэтрин. – Од-

нако сейчас меня больше тяготит тревога за отца. И не могу

я не думать о том, сколько храбрецов в этот час расстаются

с жизнью в каких-нибудь шести милях отсюда.

– Ты думаешь о битве шестидесяти горцев, про кото-

рую нам вчера рассказывали конники Дугласа? О, на такое

зрелище стоило бы поглядеть менестрелю! Но увы! Мои

женские глаза… Блеск скрестившихся мечей всегда слепит

их!.. Ах, что это – погляди туда, Мэй Кэтрин, погляди туда!

Наверно, крылатый гонец несет весть с поля битвы!

– Кажется, я узнаю человека, который бежит так отча-

янно, – сказала Кэтрин. – Но если это в самом деле он, его

гонит какая-то шалая мысль…

Так она говорила, а тот между тем направил свой бег

прямо к саду. Собачонка бросилась ему навстречу с неис-

товым лаем, но быстро вернулась, жалобно скуля, и стала,

прижимаясь к земле, прятаться за свою хозяйку, потому

что, когда человек одержим рьяным порывом какого-либо

неодолимого чувства, даже бессловесные твари умеют это

понять и боятся в такую минуту столкнуться с ним или

пересечь ему путь. Беглец так же бешено ворвался в сад.

Голова его была обнажена, волосы растрепались, его бо-

гатый кафтан и вся прочая одежда имели такой вид, точно

недавно вымокли в воде. Кожаные его башмаки были из-

резаны и разодраны, ноги в ссадинах и крови. Лицо дикое,

глаза навыкате, сам до крайности возбужден или, как го-

ворят шотландцы, «на взводе».

– Конахар! – закричала Кэтрин, когда он приблизился к

ней, должно быть ничего перед собой не видя, как зайцы

будто бы не видят ничего, когда их настигают борзые.

Но, окликнутый по имени, он сразу остановился.

– Конахар, – сказала Кэтрин, – или, вернее, Эхин

Мак-Иан! Что же это значит!. Клан Кухил потерпел по-

ражение?

– Да, я носил те имена, которые дает мне эта девушка, –