Первая командировка

— Иван Николаевич просил сказать вам так: несмотря на выговор за Берлин, контакты с Вальрозе поддерживать. Узнай у своего крысенка — только точно, — какая должность у его папаши.

Так они разговаривали до позднего вечера. Рудзит уже давно вернулся с улицы, поворчав, что «даже кошки спят», не отцепляя протеза, неловко улегся на постели и вскоре мирно захрапел. Самарин не уставал удивляться умению Незнакомца отрешиться от того, что ему предстояло, возможно, уже завтра, и спокойно разговаривать о совершенно другом. А его мозг цепко держал то завтрашнее. Вот и сейчас у него возник вопрос:

— А что, если они уже сейчас обнаружили, что доллары фальшивые?

— Это им не по силам и не в их здешних возможностях, когда они просто не могут обратиться к специалистам. Кроме того, эти доллары, изготовленные в Берлине — кстати заметить, великолепно — с целью подрыва американской валюты, распространены по всему миру и, вполне естественно, могли попасть в руки немецких коммерсантов. — Неизвестный помолчал, глядя на спящего Рудзита, затем сказал тихо: — Слабо? гестапо иметь такие кадры. А? Но спать надо и нам. Я ночую здесь. Пошли, я провожу вас до улицы. Узнавайте, когда они нас примут, но встретите вы меня на вокзале послезавтра в десять тридцать пять утра, я приеду с кенигсбергским поездом. Хорошо бы, если бы вместе с вами меня встречал и ваш крысенок. Понимаете? Но так как я приезжаю всего на один день, встречу с клиентами надо назначить на послезавтра же вечером.

Не выходя из-под арки ворот, они остановились, и Незнакомец оказал:

— Забыл вам представиться — Павел Владимирович. Пока… — Он крепко пожал Самарину руку.

Павел Владимирович всей правды о цели своего приезда в Ригу Самарину не сказал. Дело в том, что с момента, когда стало ясно, какой товар продают гестаповцы, в Центре занялись тщательным обдумыванием этой ситуации и пришли к выводу, что после сделки гестаповцы, так или иначе, Самарина должны устранить. Они могли это сделать и в момент завершения сделки. Самарин об этой грозящей ему опасности не сообщал, но не боялся ли он, что Центр расценит это как его трусость. И было принято решение вывести Самарина из-под удара, и сделать это так, чтобы он мог продолжать свою работу в Риге. И заодно отправить на тот свет двух матерых гестаповских бандитов. Это было поручено Павлу Владимировичу, никто другой, как он — настоящий немец, не мог достоверно сыграть роль отца Самарина.

Буквально на другой же день он самолетом был доставлен к границе Латвии, а оттуда партизаны перебросили его в Ригу. Об истинной своей задаче Павел Владимирович не должен был говорить Самарину, чтобы не вызвать у него мысль, что у Центра сложилось впечатление, будто сам он в обстановке разобраться не смог, — ведь ему предстояло продолжать работу.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Поезд из Кенигсберга опаздывал, и Вальрозе, охотно согласившийся вместе с Самариным встречать его отца, начал нервничать — ему нужно было ехать на какое-то совещание,

— А где твой отец останавливается? — вдруг спросил он. — Вези его ко мне. Пустая квартира. Вот тебе ключ.

Самарин подумал и согласился:

— Спасибо. Но он особенно тебя не затруднит — он приезжает всего на один день.

Они уже около часа прогуливались по пустынному перрону, и Вальрозе все чаще поглядывал на вокзальные часы.

— Ганс, поезжай куда тебе надо, служба есть служба.

— А-а! — досадливо махнул рукой Вальрозе. — Третий день сидим на этом совещании. Созвал нас сам Лозе со всей Прибалтики, и все вместе жуем солому. Вдруг новый лозунг: бдительный контакт с местным населением. Можешь ты понять, что это такое? Один мой коллега расшифровал это так: здравствуйте, господин латыш, и предъявите документы. — Вальрозе посмеялся этой шутке и продолжал серьезно: — Один наш гауптман из Каунаса не побоялся спросить у самого Лозе — мол, как же так? Год назад вы на таком же совещании втолковывали нам, что местное население для нас не больше как досадная помеха и мы обязаны дать ему понять, что здесь наш протекторат, рядом фронт и церемониться с ними мы не будем. А теперь — контакты?

Лозе багровый стал, мы подумали: ну, гробанет он сейчас нашего гауптмана. Но этого не произошло. Лозе сказал сердито, дескать, надо понимать, что на разных этапах войны неизбежна разная тактика нашей работы. Какая тактика? По-моему, не только Лозе, никто не знает, что нам делать с этими лимитрофами!

В это время вдали из-за поворота показался поезд.

Из мягкого вагона на перрон сошел Павел Владимирович. Он был в темно-сером драповом пальто с меховым воротником и суконной пруссацкой короткополой шляпе. В руках у него добротный кожаный чемодан. Поставив его на землю, он всматривался в толпу встречающих.

Самарин бросился к нему:

— Отец, здравствуй! Здравствуй! — Они обнялись. — Отец, а это мой друг Ганс.

Павел Владимирович протянул ему руку:

— Здравствуйте! Я хочу поблагодарить вас за поездку, которую вы подарили моему сыну. Он в каждом письме описывал, как там все было. Спасибо.