Первая мировая. Во главе «Дикой дивизии». Записки Великого князя Михаила Романова

Моя родная и дорогая Наташа, вчера вечером я получил извещение от Алексея Сергеевича [Матвеева] о кончине дорогой нам всем Ольги Сергеевны, а сегодня утром пришла и твоя телеграмма с той же тяжелой и неожиданной вестью. Мне просто не верится, тем более, что я ничего не знал о ее болезни. Когда же она, бедная, заболела? – Наверное, очень недавно. Ужас как грустно, и так тяжело сознавать, что мы ее больше не увидим среди нас. Бедный Алексей Сергеевич, как ему тяжело будет оставаться в той же квартире, где каждая вещичка напоминает любимого человека. Предложи ему приехать на некоторое время в Гатчину, хотя навряд ли он освободится от службы, я и забыл, что он находится на военной службе в данный момент. Сегодня, вероятно, были похороны. Долго ли ты пробудешь в Москве? – Я мысленно все время с тобой, мой Ангел, и мне более чем грустно, что я лишен возможности быть с тобой и Алексеем Сергеевичем в эти тяжелые дни. – Мы рассчитываем, что курьер приедет сюда завтра утром. Я так соскучился по тебе, если бы ты только знала, мне досадно и больно думать, что ты не веришь моим словам. – Дай Бог, чтобы эта отвратительная и во всех отношениях ужасная война поскорее кончилась в нашу пользу, чтобы можно было вернуться к тебе и больше никогда не расставаться. Ты думаешь (я знаю), что я увлекаюсь службой, но это не так; я, конечно, исполняю свой долг, раз я служу, но с радостью думаю о том времени, когда все это ужасное время придет к концу и можно будет жить для себя. – Я здесь уже 9 дней, и все это время идет непрерывный бой в нескольких верстах отсюда. Войскам очень тяжело приходится; сидят все время бессменно в окопах, снег глубокий и морозы доходят до 17°. Бедные солдаты, по ночам в особенности, сильно мерзнут, много с отмороженными ногами и руками. Потери в пехоте, которая нам придана, очень велики. Против нас венгерские войска, дерутся страшно упорно и принимают штыковые атаки – враг не менее упорный, нежели германцы. По словам пленных, они очень страдают от холода, находясь непрерывно под открытым небом. Война у них непопулярна и они ею очень тяготятся. Один из пленных, расторопный мужчина, бывший землемер, сказал, что у них все призваны, кто только может быть, и что запаса больше нет в людях. Мне кажется, что это очень ценное сведение и совсем правильное, и не из газет, а голос народа. Бог даст, война эта скорее кончится, чем многие это думают. – Я уверен, что вскоре нас оттянут на отдых, после таких тяжелых условий и потерь, которые несут все полки дивизии. – Я рад, что княгиня [С.Н.] Нахичеванская выяснит с кн. [В.Н.] Орловым те несправедливости и те слухи, которые злые люди распустили про нашу тихую и мирную жизнь в Виннице. Мне просто не верится, что А.А. Пистолькорс могла бы быть такой злючкой, после твоего доброго отношения к ней. Теперь я иными глазами смотрю на людей, не так как прежде, когда за малым исключением, все люди мне казались добрыми и милыми, а на самом деле как мало таких настоящих хороших, честных и цельных людей. Я благодарен судьбе, что благодаря тому, что попал в не (совсем) нормальные условия жизни, я прозрел и вижу настоящую жизнь и настоящее отношение к нам людей. – Бывает часто больно не из-за того, что у нас было бы мало друзей, а больно за человечество, что так много низости и подлости, и каждый только и думает, как бы побольше повредить своему ближнему. – Война и весь тот огромный ужас, который она за собой влечет, поневоле, наводит каждого здравомыслящего человека на самые грустные мысли; например, я чувствую большое озлобление к людям вообще, а главным образом к тем, которые стоят наверху, во главе, и допускают весь этот ужас. Если бы вопрос войны решался исключительно народом, в таком случае я бы не так горячо восставал против этого большого бедствия, но ведь дело в том, что вопрос «быть войне или не быть» решает всегда правительство и в общем никто и никогда не спрашивает мнение у страны, у своего народа, как они желали бы поступить? Мне бывает даже совестно перед людьми, т. е. перед солдатами и офицерами; в особенности я это чувствую при посещении лазаретов, когда видишь столько страданий, – и могут подумать, что ты сам виновник в войне, стоишь так высоко, и не мог предупредить и оградить свою страну от такого бедствия. Я сожалею, что так плохо излагаю свою мысль, но знаю, что ты меня поймешь все равно, не правда ли?