В рамках подготовки планируемого победоносного наступления против Франции и Великобритании Германия уже перебросила свои лучшие армии с Восточного на Западный фронт, оставив только опорные формирования, которые должны были занять и эксплуатировать новые имперские территории на Украине. Русская армия исчезла, солдаты, по знаменитому выражению Ленина, "проголосовали за мир своими ногами". Сотни тысяч солдат покинули фронт еще до начала Октябрьской революции, сдавшись в плен неприятелю. "В 1915 году во время отступления из Галиции, около миллиона русских солдат оказалось в плену, три четверти сдались без сопротивления". К концу 1917 года почти четыре миллиона русских солдат находились в немецком или австрийском плену. Таким образом, потери военнопленными прежней имперской армии в конечном счете превысили боевые потери в три раза: по последней оценке, русская армия потеряла погибшими 1 миллион 300 тысяч человек — примерно столько же, сколько и французская, где число попавших в плен к немцам было ничтожно мало. Русский солдат-крестьянин просто не имел тех отношений, которые связывали немецких, французских и британских солдат с товарищами, с частью и с национальными интересами. Он находил психологию профессиональных солдат необъяснимой, рассматривая свои новые обязанности как временные и бессмысленные. Поражение быстро деморализовало их. Зачастую солдаты, отличавшиеся храбростью, не находили ничего позорного в том, чтобы самим сдаться в плен, где, по крайней мере, они получали пищу и безопасность. К чести противников России по Первой Мировой войне, они были примером заботы о бесчисленном количестве военнопленных, чего совершенно не было во время Второй Мировой, когда три из пяти миллионов советских солдат, захваченных в плен на поле боя, умерли от голода, болезней и жестокого обращения. Возможно, именно потому, что неволя не обещала таких мучений, русская армия начала распадаться даже раньше, чем произошел крах в тылу. Как только большевики заговорили о мире, развал армии стал окончательным.
Весной 1918 года, после немецкой оккупации Украины, революционное правительство обнаружило, что лишено возможности защищать власть, которую оно номинально захватило. Единственным преданным формированием в его распоряжении был отряд латвийских добровольцев, более склонных защищать независимость Латвии, чем большевистскую идеологию. Крестьянские массы вернулись на землю. В военной форме остались только лишенные корней, беззаконные и осиротевшие люди, готовые следовать за флагом любого вождя, который мог бы обеспечить их пищей и крепкими напитками. Одними из таких лидеров были бывшие царские офицеры, которые, в противовес большевикам, создали "белые" армии, другими — комиссары, собиравшие Красную армию, но и те, и другие — отчаявшиеся
В Италии в 1917 году тоже произошел крах армии, вслед за французской и русской. На этот раз он стал результатом крупного поражения, а не неудачного наступления или социальной революции. В октябре под Капоретто, небольшим пограничным городком на реке Изонцо, немцы и их австрийские союзники осуществили драматический прорыв итальянских позиций, с таким трудом завоеванных за тридцать предыдущих месяцев, и отбросили остатки их армии вниз на равнины.
Катастрофа под Капоретто уничтожила репутацию итальянской армии, и ее не удалось восстановить на протяжении всей Второй Мировой войны. Насмешки над военными качествами итальянцев стали с тех пор обычным делом и дешево обходились. Это несправедливо. В эпоху Возрождения итальянские солдаты были знамениты. Галеры и крепости блестящих венецианцев в течение 300 лет бросали вызов туркам-османам. Солдаты Савойского королевства отважно отстаивали национальную независимость и единство территории, сражаясь против войск Габсбургов, и как равные воевали рядом с французами и британцами в Крыму. И только после объединения Италии начались военные проблемы. Тогда на благородное дерево неудержимой армии Савойи, набранной из горцев Итальянских Альп и трудолюбивых крестьян и горожан северных равнин, были привиты остатки армий юга, армий папы и Бурбонов, армии-игрушки, не испытывающие никакой лояльности в отношении династических правителей или военной цели любой значимости. "Оденьте их в красное, синее или зеленое, — заметил однажды ленивый неаполитанский король по прозвишу Бомба, наблюдавший за дискуссией своих военных советников по поводу новой униформы, — они точно так же побегут при первой же возможности". Бомба был реалистом. Он знал, что в государстве, где землевладельцы, которые должны поставлять офицеров, главным образом были озабочены тем, как выжать последние крохи арендной платы или труда у бедных или безземельных крестьян, из которых набирался рядовой состав, не могло быть никакого желания жертвовать своей жизнью.