Первая Мировая война

Первой реакцией президента на Октябрь было выступление в Буффало 12 ноября 1917 г.: "Меня изумляет то, насколько плохо могут быть информированы некоторые группы в России, полагающие, что планируемые в интересах народа реформы могут быть осуществлены при наличии Германии, достаточно могущественной, чтобы остановить эти начинания посредством интриг или применения силы"{764}.

В непосредственном окружении Вильсона споры (в отличие от старого Запада) не вращались вокруг дилеммы - покидать или нет Россию. Новый свет не согласен был принимать худший вариант как неизбежный. В Вашингтоне выделились два направления, предлагавшие два способа того, как возвратить Советскую республику в лагерь антигерманской коалиции.

Первый выдвинул полковник Хауз: союзникам следует изменить, "либерализовать" свои военные цели, сделать их более приемлемыми для новой России. Хауз вообще считал, что одной из главных задач американской политики (да и идеологии) является привлечение на свою сторону укрепляющих свое влияние европейских левых. Такое виделось возможным лишь на основе даваемого Вашингтоном твердого обещания, что после поражения Германии и либерализации германской политической системы будут созданы необходимые предпосылки для общемировой демократизации международных отношений. Вильсон и Хауз не этом этапе верили, что таким образом можно будет идейно подорвать Германию изнутри и одновременно консолидировать союзников.

Отметим, что в своем первом выступлении с оценкой большевистского правительства в России (12 ноября 1917 г.) президент Вильсон, обращаясь к членам Американской федерации труда, заявил, что солидарен с европейскими пацифистами, что его сердце солидарно с ними и что разница лишь в голове, которая у него мудрее, чем у прямолинейных пацифистов европейского Востока. Он не отвергает с порога вопрос о заключении сепаратного мира с Германией. "Я тоже хочу мира, но я знаю, как добиться его, а они не знают".

Второй подход предлагал государственный секретарь Лансинг. Ему представлялось крайне опасным "на ходу" изменять цели войны - это могло в опасной степени укрепить позиции либеральных и левых партий в странах Антанты, нарушить сложившееся равновесие, что в конечном счете сыграло бы на руку силам социального подъема в Европе. Поэтому Лансинг полагал, что следует не "заигрывать" с большевиками, а укреплять сражающиеся с ними в России силы. В целом госдепартамент (в отличие от Хауза с его исследовательской службой) с первого же дня сделал резкое отличие между февральской и октябрьской революциями. В результате последней, утверждали профессиональные дипломаты, помимо Германии, у США появился еще один враг Россия. Лансинг не видел способа превратить Ленина в Керенского. Он называл Советское правительство не иначе как "классовым деспотизмом", ни на одном этапе не верил в объединение союзнических и русских левых сил, в инкорпорирование советской власти в глобально-либеральную схему Вильсона.

На данном этапе Вильсон выступил за подход Хауза, тем самым превращая свою дипломатическую службу в своего рода оппозицию.

Послы союзных стран по разному реагировали на предложение Троцкого заключить трехмесячное перемирие для выработки мира. Френсис послал его в Вашингтон, не удостоив ни малейшими комментариями. Бьюкенен же сопроводил заявление Троцкого требованием незамедлительного ответа в палате общин, в котором говорилось бы о согласии обсуждать условия мира с "легально образованным правительством" России, но не с тем, которое "нарушило обещания, данные одним из своих предшественников в заявлении от 5 сентября 1914 г."{765}.

Троцкий отметил, что реакция Британии на установление Советской власти наиболее враждебна. Британская буржуазия готова продолжать войну. Франции война угрожает "дегенерацией и смертью". Реакцию блока центральных держав Троцкий назвал "двусмысленной". На американской позиции Троцкий остановился подробнее: Соединенные Штаты вступили в войну спустя три года после ее начала под влиянием трезвых расчетов американской фондовой биржи. "Америка не может смириться с победой одной коалиции над другой. Америка заинтересована в ослаблении обеих коалиций и консолидации гегемонии американского капитала. Американская военная промышленность заинтересована в войне. За годы войны американский экспорт увеличился более чем вдвое и достиг цифр, недосягаемых для других капиталистических стран"{766}.