Первая мировая война. Катастрофа 1914 года

Вскоре оставшиеся в Сербии австрийские колонны смирились с неизбежным и стали отступать. В горле пересохло настолько, что во время дождя все подставляли котелки, пытаясь набрать хоть немного воды. Дороги после прохода каждой части были усеяны ранцами, фуражками, саблями и винтовками. Офицер резерва Роланд Вюстер впервые вытащил револьвер, чтобы пристрелить захромавшую лошадь. Он выстрелил три раза, однако несчастное животное сумело подняться на ноги и побрело прочь – тогда взбешенный старший офицер велел лейтенанту добить лошадь киркой. Раненых оставляли в полевых госпиталях, поскольку не хватало транспорта, чтобы их эвакуировать. Эгон Киш писал в отчаянии: «Армия разбита фактически наголову и стремительно отступает». Сам он выкупил место в обозе за две сигареты: «Разгромленная орда неслась обратно к границе, обезумев от ужаса. Возчики погоняли лошадей… офицеры и рядовые лавировали между обозами или топали по придорожной обочине»{368}.

Алекс Паллавичини описывал, какая паника поднялась в австрийских рядах, когда по облаку пыли на горизонте и донесениям о нападении на вещевой обоз стало понятно, что сербы наступают на пятки. Генералы и штабные офицеры попрыгали в автомобили и помчались на другой берег Дрины, не обращая внимания на крики раненых, умоляющих не бросать их. «Дорога усеяна телами людей и лошадей, мертвых и искалеченных. Все кинулись к мостам. Бежали до самого Брчко [на австрийском берегу]. Много лошадей утонуло в Дрине»{369}

. Сербская артиллерия подгоняла бегущих шрапнельным огнем – австрийцы были перед ней как на ладони. Раненые лошади умирали в долгих мучениях, поскольку тратить пулю и драгоценное время на то, чтобы прекратить их страдания, никто не хотел. Вот что писал еще один участник событий: «Разгромленная армия обращена в беспорядочное, хаотическое бегство. … Неуправляемая толпа в диком страхе кинулась к границе. … Люди топтали друг друга в спешке»{370}.

Австрийская учительница Ита Й. – воинствующая националистка – писала 17 августа в дневнике: «С болью в сердце мы думаем о наших солдатах на полях сражений. Они выполняют свой долг, увязая в грязи болот и замерзая в окопах! Мы не участвовали в войнах уже полвека, наши военные не привыкли к таким испытаниям»{371}

. Она была абсолютно права. К вечеру 24 августа на сербской земле не осталось ни одного австрийского солдата, если не считать 4500 попавших в плен. Сербы потеряли убитыми и ранеными 16 000 человек, австрийцы в два с лишним раза больше – страшные цифры, которые меркнут только на фоне кровавых рек, что вскоре разольются по всей Европе. Некомпетентность австрийских офицеров и слабая дисциплина солдат навлекла позор на империю Габсбургов. Крошечная балканская страна сумела разбить захватчиков, оставив лишь жалкие крохи отступать через Дрину.

Тем временем империя Франца Иосифа, несмотря на разразившуюся в Сербии катастрофу, праздновала победы, о которых читала в выдуманных газетчиками новостях. Ита Й. писала в дневнике 22 августа: «Чудесно! Чудесно! Ликование переполняет сердца, после упорной борьбы мы одержали героическую победу над шайкой сербских фанатиков, разбив 30 сербских батальонов. … Пишут, что много наших доблестных воинов пало в бою. Но победа за нами. … Мы засиделись в кафе допоздна в ожидании подробностей»{372}. Однако на следующий день ее настроение резко изменилось. Мучил неудобный вопрос, почему, разбив «30 сербских батальонов», победители-австрийцы «отошли на прежние позиции»{373}

. «Пишут, что “организованное отступление прошло без помех с вражеской стороны”. Но зачем же отступать, если мы победили? – недоумевала она. – Город полон слухов. Офицеры говорят, что у нас слишком мало войск в Сербии. … Один сказал, что от 8000 человек нашего драгоценного Венского Deutschmeister [полка] сербы оставили всего четыре сотни. Разве не ужас? Чья это вина?»{374}

Солдаты разбитых австрийских частей, стоявших теперь лагерем на западном берегу Дрины, проклинали свое командование: «Наши генералы – бестолковые старые ослы. … На совести тех, кто это заварил, сотни и тысячи жизней»{375}

. В одном из австрийских подразделений, в боснийской Лане, устроили перекличку. Фамилия за фамилией оставались без отклика, из строя кричали: «Мертв!» Были опубликованы первые списки погибших. За одну неделю полк капрала Киша потерял 69 офицеров (23 убитыми) и тысячу солдат, лишившись 71 % офицерского состава и 25 % рядового{376}. Один из батальонных врачей в письме домой с горечью признавался, что в его части погибло восемь офицеров и 200 рядовых: «[Наши] сильно страдают от голода… а борьба с сербами осложняется тем, что в нее вовлечен весь народ»{377}. Даже крошечная черногорская армия чуть южнее сумела обратить доставшегося ей противника в бегство.