Первая мировая война. Катастрофа 1914 года

Получив сообщение от Смита-Дорриена, что он намерен остаться в Ле-Като и оказать сопротивление, начальник штаба сэра Джона Френча сэр Арчибальд Мюррей решил, что на этом британским экспедиционным войскам придет конец. Его реакция могла бы показаться слишком театральной, если бы не была абсолютно искренней – он рухнул в глубокий обморок. Его коллега Чайлдс по прозвищу Фидо решил спасти положение: «Не надо врача, у меня есть пинта шампанского»{491}

. «И они влили ее в Мюррея. В пять утра! – сардонически констатировал Джеймс Эдмондс. … “Кудряшка” Берч, который как раз объезжал поле, с растущей яростью разыскивая кавалерийские бригады, потерянные Алленби, передал распоряжение из ставки главнокомандующего – “сберечь кавалерию и конную артиллерию”». В это время штаб Френча находился в состоянии прогрессирующего сумасшествия.

Теперь и в последующие дни главнокомандующим и его штабом владели пораженческие настроения и настоящая паника. Жоффр убедился в этом лично, когда чуть позже утром прибыл в Сен-Кантен обсудить свой новый план кампании с британцами и командующим 5-й армией Ланрезаком, пока корпус Смита-Дорриена бился не на жизнь, а на смерть в нескольких километрах к северу. Встреча состоялась в мрачном, заставленном мебелью буржуазном особняке недалеко от главной улицы, где обосновался сэр Джон Френч. Ланрезак, будучи с утра в дурном расположении духа, раскритиковал и Жоффра, и Френча (перед его собственным штабом), ошеломив и даже вызвав негодование обоих. Он согласился с утверждением Жоффра, что 5-й армии жизненно важно продолжать контратаку, чтобы оттеснить немцев, и обещал, как только его отступающие войска оставят позади окружающие Авен леса, где артиллерия не могла как следует развернуться, возобновить наступление на открытой местности.

Жоффру было невдомек, что на самом деле Ланрезак ничего подобного делать не собирался. 26 августа, пока британцы сражались у Ле-Като, 5-я армия продолжила дрейфующее отступление; из всех французских войск вести бои в тот день пришлось лишь кавалерии Сорде и горстке территориальных подразделений по левому флангу Смита-Дорриена. Том Вулакомб из Мидлсексского полка один из немногих британских офицеров выразил союзникам признательность за поддержку: «Французские войска… генерала д’Амада приняли значительную часть удара на себя». Тем временем в Сен-Кантене Жоффра потрясла гневная речь британского главнокомандующего, который возмущался отсутствием поддержки со стороны французов и тем, что британские экспедиционные войска с первой минуты на фронте никто не прикрывает. Совещание проходило в закрытой ставнями полутемной комнате, где, по словам Спирса, «все говорили вполголоса, словно в соседнем помещении лежал покойник»{492}

. Собеседникам требовались пространные разъяснения, поскольку мало кто из присутствовавших британцев говорил по-французски, а Жоффр с подчиненными плохо владели английским.

Французский главнокомандующий начал излагать свой план контратаки – «Общий приказ № 2». К его изумлению, сэр Джон Френч не знал о нем ничего: впавший в прострацию сэр Арчибальд Мюррей не успел показать вышестоящему начальству важный документ. Тогда Жоффр вкратце обрисовал суть: создать новый «маневренный кулак», объединив 4-ю и 5-ю французские армии по правому флангу от экспедиционных войск, а затем прикрыть их с левого фланга свежими силами. Он убеждал британских союзников в необходимости удержать свои позиции и провести контратаку, обещая поддержку со стороны французов.

На сэра Джона уговоры не действовали – он настаивал на том, чтобы продолжить отступление британских войск. Спирс писал: «В воздухе витала обреченность, такая же ощутимая, как перед вердиктом присяжных о виновности осуждаемого на смертную казнь»{493}. Когда совещание закончилось, сэр Джон Френч вместе со штабом отбыл в южном направлении, не особенно тревожась о том, каково сейчас Смиту-Дорриену, ведущему бой севернее. Снова Спирс: «Это был, наверное, худший день в ставке верховного командования. Нервы на пределе, боевой дух на нуле, полное смятение. Штабным требовалось ободрение, а отъезд сэра Джона произвел прямо противоположный эффект»{494}.