Первая мировая война. Катастрофа 1914 года

Оставим за скобками подобную чушь, призванную ободрить родных, однако даже премьер-министр не подозревал о том, какие масштабные, по сравнению с британскими, сражения приходится выдерживать французам. Дважды перечитав телеграмму о битве при Монсе, Асквит смиренно заметил Китченеру: «Полагаю, вы делаете все от вас зависящее». Он постоянно упоминал нежелание французов сражаться, ссылаясь на сложившееся в британской армии мнение, что союзники находятся в состоянии паники. 24 августа Кабинет обсуждал возможность эвакуации британских экспедиционных войск через Дюнкерк, но позже паника немного улеглась. Морис Бонэм Картер, главный личный секретарь Асквита, писал Вайолет Асквит 28 августа с характерным националистическим самомнением: «Наши творят чудеса и, мне кажется, попросту спасли положение французов»{606}. В аналогичном ключе высказался 29 августа и сам Асквит: «Бельгийцы… поистине бравые ребята – сильно выигрывают в сравнении с французами – и сейчас собирают свои войска»

{607}. Глава Британии явно не представлял себе масштабы происходящего ни на фронте, ни в тылу. В тот же день он мимоходом упомянул Венеции Стэнли о том, что русские могут переправить во Францию через Архангельск три-четыре армейских корпуса: «Хорошая идея, как полагаете?» Два дня спустя он нацарапал наспех пару строк с пометкой «СЕКРЕТНО»: «Русские не прибудут – им нужно около полутора месяцев на дорогу до Архангельска!»

Асквит, несмотря на блестящий ум и чутье, рассуждал об этих важнейших стратегических вопросах словно о досадной неявке отдельных гостей на открытый прием. Весь август, когда страна уже воевала, премьер-министр по своему неизменному обыкновению проводил выходные за городом. Как-то раз, возвращаясь из кентской идиллии, он увидел на обочине автомобилиста с заглохшим двигателем и по-товарищески взял его на буксир до ближайшего города. В другую подобную поездку он подбросил двух маленьких ребятишек, возвращающихся после выходных из Маргейта в лавку в Луишем, посадив одного к себе на колени.

Совершенно незачем искать в этих мелких добрых поступках циничные мотивы, никто не фотографировал отзывчивого премьер-министра для газеты, они были элементарным проявлением его отеческого участия. Однако попробуйте представить себе, чтобы Уинстон Черчилль, руководивший страной во время следующей войны, вел себя подобным образом, когда решаются вопросы жизни и смерти. Не получится. Почти все слова и поступки Асквита в 1914 году представляли собой сдержанный отклик сдержанного человека на разворачивающуюся катастрофу, которую не представлялось возможным сдержать. Не имея ни навыков, ни намерения руководить военными операциями, он целиком положился на Китченера и Военное министерство. Позора в этом нет, не каждому дано быть военачальником. Однако и на роль руководителя страны в чрезвычайной ситуации такого калибра он годился не больше, чем Невилл Чемберлен в 1940 году.

Простые британцы между тем знали о происходящем на Континенте еще меньше. 18 августа The Times заявляла с уверенностью: «Ясно, что немецкая армия пока не перешла к тому масштабному и стремительному наступлению, которое пророчили нам профессора военных наук». Три дня спустя, когда стало очевидно, что на самом деле происходит прямо противоположное, Chronicle

сообщила читателям: «Началась грандиозная битва, которая, по всей вероятности, решит судьбу Европы и перекроит ее карту». После этого 10 долгих дней публика оставалась в неведении относительно развития событий, что только усугубляло распространяющуюся (особенно в социально и политически неудовлетворенных «низших слоях») апатию.

Ректор Итона Эдуард Литтлтон написал в The Times письмо (которое было напечатано 24 августа), ужасаясь нравственной низости этих людей: «Среди рабочего люда встречается мнение, что в случае победы Германии хуже им жить не станет. С этой мыслью необходимо бороться, иначе жди беды». После выходных на природе тогда же, 24 августа, парламентский адвокат Хью Годли писал Вайолет Асквит: «Невероятно, как мало жители сельских районов знают и думают о происходящем. … Их гораздо больше интересуют собственные дела»{608}. В тот же день предполагаемые успехи русских в Восточной Пруссии и победы сербов над австрийцами вызвали всплеск бурного оптимизма в прессе. Строились смелые прогнозы, что царские войска вскоре возьмут Кенигсберг, а затем двинутся на Данциг. Шарлатан Горацио Боттомли достиг высот слащавой сентиментальности, заявив в своем еженедельнике John Bull: «Пусть каждый британец со спокойной уверенностью смотрит в золотое будущее, когда умолкнет пушечный гром, и мы вместе с женами и детьми соберемся воспеть подвиг наших дорогих павших друзей и новую эру, где навеки воцарится Князь Мира».