Первая мировая война. Катастрофа 1914 года

В тот же день Клюк радиографировал немецкому верховному командованию: «В ходе тяжелых и продолжительных боев армия истощила почти все свои силы. … Срочно необходимо подкрепление». Клюк практически в открытую признавал, что праздновать победу на предыдущей неделе было преждевременно. Вальтер Блюм так описывал состояние своей роты: «Небритые, не мывшиеся уже который день… заросшие щетиной, они напоминали первобытных дикарей. Мундиры покрыты пылью и заляпаны кровью после перевязки раненых, черные от порохового дыма, изодраны в лохмотья кустами и колючей проволокой»{631}

.

Вечером 4 сентября Мольтке окончательно и открыто отказался от доктрины Шлиффена, признав французскую угрозу по правому флангу, хоть и недооценивая ее серьезность. Согласно его указу, последние крупные атаки этой войны надлежало провести центру и левому флангу немецкого фронта, чтобы закончить все под Верденом. Мольтке призвал Клюка и Бюлова к тесному взаимодействию и приказал развернуть 5-ю армию к Парижу, на случай если союзники предпримут контрнаступление с той стороны. Клюк, однако, проигнорировал невнятное распоряжение начальника Генерального штаба и ринулся дальше преследовать Ланрезака. Командующий 3-й армией Гаузен вечером 4 сентября доложил, что дает своим войскам выходной на следующий день, а значит, участвовать в запланированном наступлении Бюлова он не сможет. Мольтке не возражал, и снова промедление дорого обошлось немцам: если бы Гаузен продолжил наступать, он мог бы вклиниться в брешь между войсками Фердинанда Фоша – командующего только что созданной 9-й армией – и Лангля де Кари, но он упустил эту возможность. Так захватчики Франции, упиваясь победой, чуть не захлебнулись.

Пока союзники готовили наступление, война шла своим чередом. Почти на всех фронтах практически ежечасно гибли люди: Френчу пришлось отражать крупную атаку немцев на высотах Гран-Куронне у Нанси, пока на севере собиралась 6-я армия. Знаменитый поэт, социалист и публицист Шарль Пеги погиб 4 сентября у Виллеруа от ранения в голову в возрасте 41 года, и его смерть стала символом французского самопожертвования, равно как в грузной фигуре «папы» Жоффра вскоре воплотилась решимость его страны одержать победу{632}

.

Разумеется, ни одна из сторон не ведала, что немцам не суждено будет продвинуться дальше по территории Франции. Старая мадам Лемер, близкая знакомая Пруста и хозяйка одного из знаменитейших парижских художественных салонов, находилась 5 сентября в своем шато в Ревейоне, департамент Сена и Марна, когда на эти земли вступил авангард немецкой армии. Она прогуливалась по саду со своей дочерью Сюзетт, когда зеленую изгородь перемахнул немецкий кавалерист и осадил лошадь прямо перед хозяйками шато. Вставив в глаз монокль, незваный гость провозгласил: «Я хотел посмотреть на Мадлен Лемер, и вот она!» После этого он натянул поводья и ускакал прочь, явив наглядный пример взаимопонимания между культурными сословиями разных стран{633}

. Однако уже вечером в шато обосновалась немецкая часть.

Французские войска из Парижа уже подтягивались на фронт, и армия Манури занимала предназначенные для нее позиции, однако где именно развертывать 5-ю и 6-ю армии, а также экспедиционные войска, так окончательно и не определилось. На следующий день Жоффр доехал до шато Во-ле-Пениль близ Мелена, где расквартировался сэр Джон Френч. Последующие события, красочно (хоть и чересчур театрально) изложенные Спирсом, широко известны, однако без них картина 1914 года будет неполной. Войдя в зал, Жоффр обменялся приветствиями с небольшой группой вставших при его появлении французских и британских офицеров. «Без лишних предисловий, – писал Спирс, – он заявил своим негромким бесцветным голосом, что счел своим долгом лично поблагодарить сэра Джона за решение, от которого, возможно, зависит судьба Европы»{634}. Британский фельдмаршал поклонился в ответ.

Затем Жоффр изложил свой план.