Первая мировая война. Катастрофа 1914 года

6 ноября Потиорек начал новое наступление, вклиниваясь в глубь Сербии. Полмиллиона австрийских солдат, наступая по трем фронтам, навалились на четверть миллиона обороняющихся сербов. «Весть о том, что храбрая сербская армия разбита, вызвала неописуемую панику в столице, – писала доктор Славка Михайлович. – Не многие оставшиеся здесь готовятся бежать»{1061}. Несколько дней спустя она добавила: «Холода стоят небывалые, работать в больнице невозможно. Еда ужасна, припасов почти нет. Из-за постоянных обстрелов все дороги за город отрезаны»

{1062}. Продвигающихся в глубь страны австрийцев поражала царящая кругом бедность. Крестьянские дома, хоть и опрятные, были обставлены до слез скудно – а из украшений только вышитые покрывала да скатерти. Единственная примета прогресса – вездесущие швейные машинки. На стенах несколько икон и дешевые цветные репродукции героических картин Балканской войны с турками{1063}

. Австрийцы презирали сербов как варваров, а теперь и как побежденных.

Белград пал. Австрийские войска 3 декабря прошли победным парадом через город, а вскоре приблизились на 70 км к штабу сербской армии в Крагуеваце. Сербские склады боеприпасов опустели. Сотни тысяч мирных жителей, напуганных прежним опытом австрийской оккупации, спасались бегством вместе с отступающей армией. Судьба Сербии казалась предрешенной, и главнокомандующий, генерал Путник, посоветовал властям начать с Веной мирные переговоры. К его удивлению, правительство Пашича не собиралось прекращать боевые действия. Страдания усугубились и для тех сербов, кто еще цеплялся за свою землю, и для тех, кто спасался бегством. Жена российского дипломата Николая Чарыкова ужаснулась, увидев, в каких условиях содержатся сотни раненых сербов в госпитале болгарского Ниша – не хватало ни хлороформа, ни антисептиков, ни перевязочных материалов; даже теплой воды, чтобы промыть раны, и той не было.

Однако победителям приходилось не лучше. К середине ноября австрийские колонны, марширующие к следующей своей цели – Драгине-Босняку, претерпели немало лишений. Провиант до частей нередко не доходил, поскольку интендантские повозки застревали в грязи. В грязи спали и солдаты. Один из них писал: «Тем, кто страдал лишь от кашля и простуды, везло больше, чем мучающимся от зубной боли или тем, кто едва мог шевельнуть ногами от ревматизма. Отсыревшие и потяжелевшие ранцы и скатки натирали на плечах кровавые полосы, и приходилось идти нагнувшись, чтобы не завалиться назад под тяжестью. Орудия увязали в грязи настолько, что даже с шестью волами и тремя парами лошадей иногда приходилось возиться больше часа, чтобы вытянуть хотя бы одно»{1064}.

Попадалось много беженцев – стариков, женщин и детей, пытавшихся вернуться в деревни, покинутые несколько недель или месяцев назад. В грязи они вязли точно так же, как и австрийцы. При виде этих горестных верениц, по словам капрала Эгона Киша, «наши собственные беды меркли. Часто крестьянская телега безнадежно увязала или тягловая скотина дохла – на дороге валялся мертвый скот, а где-то перевернутые повозки с рассыпанным скарбом. Хозяева в растерянности стояли рядом, а у нас сжималось сердце. Но мы ничем не могли помочь»{1065}

. Роланд Вюстер писал в отчаянии: «У нас не осталось приличных сапог и обмундирования, пайки пропали, люди измотаны – все это следствие поспешного наступления и яростных боев. У половины вьючных лошадей натерта спина, и смердят они так ужасно, что идти рядом с ними невозможно»{1066}.

Но тут чудесным образом фортуна вновь повернулась лицом к сербам. Франция выслала Сербии достаточное количество боеприпасов, чтобы заполнить пустые артиллерийские повозки. Путник перегруппировал войска. Каким-то образом ему удалось убедить своих измученных, грязных, оборванных, полуголодных солдат пойти в контратаку. 3 декабря в сражении при Аранджеловаце сербам удалось одержать неожиданную победу. Развивая успех, они двинулись дальше в наступление и поразились, обнаружив, что австрийская армия рассыпается на глазах: сперва дрогнул центр фронта, затем фланги. Роланд Вюстер писал 4 декабря, что отход армии Потиорека напоминал бегство Наполеона из-под Москвы – беспорядочные вереницы обозов с имуществом, артиллерии, осадных подразделений, дозорных, «а между ними россыпью пехота, отставшие и раненые – все стараются побыстрее сбежать с этой проклятой земли»{1067}. На следующий день Вюстер был ранен в ногу. Помощи поблизости не оказалось, и он, сам кое-как перевязав рану, дохромал до ближайшей фермы и лег там. Следующие семь часов он безуспешно пытался остановить кровь. Отчаявшись, молодой офицер передал фотографию своих родных оказавшемуся поблизости караульному и распорядился, как его следует похоронить. Тот заверил беззаботно, что рана совсем не тяжелая на вид – хотя недавно он как раз провожал в последний путь товарища с похожей. «Отличное утешение», – нацарапал Вюстер саркастически.