Читаем Первая мировая война в 211 эпизодах полностью

Как и для миллионов других людей, прощание на вокзале стало для них возвышенным мигом; для большинства оно стало единственным возвышенным мигом в их жизни. На Александровском вокзале в Москве была ужасная толчея. Пели национальный гимн, благословляли друг друга, обнимались и желали друг другу удачи, дарили шоколад и цветы. И вот поезд отправился в путь, мимо людей, кричавших “ура”, машущих вслед; их лица выражали надежду и неуверенность. Ее саму переполняло “дикое возбуждение”: “Мы едем! Мы едем на фронт! Я так рада, что не нахожу слов”.

Ее часть разместили в Горлице, нищем провинциальном городке в галицийской части Австро-Венгрии, больше полугода оккупированном русскими войсками. Горлице находился прямо у линии фронта. Австрийская артиллерия ежедневно обстреливала город, но несколько хаотично, словно скорее из принципа, нежели по плану. Австрийцев не волновало, что жертвы их обстрела являются такими же, как и они сами, подданными кайзера. Башня большой церкви расколота пополам. От многих домов остались лишь развалины. До войны в городе насчитывалось 12 тысяч жителей, теперь же здесь всего тысяча-другая тех, кто не успел убежать и в страхе прячется по подвалам. До сих пор Фармборо и другие сестры полевого госпиталя занимались главным образом нуждами гражданского населения, и прежде всего раздавали людям еду. Остро ощущалась нехватка продовольствия. Природа радовала глаз весенней зеленью.

Передвижной полевой госпиталь номер десять состоял из трех отделений. Два санитарных, которые легко перемещались туда, где они были более всего необходимы; в каждом из этих отделений имелись офицер, унтер-офицер, два врача, ассистент врача, четыре медбрата и четыре сестры милосердия, тридцать санитаров, две дюжины двухколесных санитарных повозок, запряженных лошадьми (с красным крестом на брезенте), и столько же кучеров и конюхов. Третье отделение было стационарное, в нем больше коек и больше мест для хранения запасов, и здесь же стоит транспорт госпиталя, в том числе два автомобиля. Флоренс работала в одном из санитарных отделений. Они приводили в порядок какой-нибудь брошенный дом, чистили его, красили и разворачивали в нем импровизированный лазарет — и операционную, и аптеку.

Горлице, как уже было сказано, находился у фронта, у подножия Карпат, и меж домов каждый день разрывались снаряды. Несмотря на это, здесь было относительно спокойно, так что даже некоторое равнодушие овладело русскими военными. Это было заметно любому, кто сюда попадал. Отсутствовали надежные укрепления, которые были обязательными на притихшем Западном фронте[98]

. Окопы были мелкими, халтурными и больше напоминали канавы, защищенные жиденькими рядами колючей проволоки. Конечно, зимой было тяжело закапываться в землю, но солдаты не усердствовали, и теперь, когда почва оттаяла, их одолевала лень, да и лопат не хватало.

Русская артиллерия редко отвечала на хаотичную стрельбу австрийцев. Говорили, что это от недостатка боеприпасов, но на самом деле в обозе снарядов было предостаточно. Однако бюрократы в военной форме, которым было поручено это дело, придерживали боеприпасы в ожидании чего-нибудь более значительного. Русская армия планировала новое наступление на юге, через карпатские перевалы (ворота в Венгрию!), заваленные смердящими разлагающимися трупами, оставшимися здесь после тяжелых и бесплодных зимних боев. Тогда здесь потребуется концентрация ресурсов, вопрос только, правда ли это. Давно уже среди русских в Горлице царит тревога и ходят слухи о том, что австрийцы получили подкрепление в виде немецкой пехоты и тяжелой артиллерии.

В эту субботу Флоренс, как и все остальные в госпитале, проснулась засветло от артобстрела.

Она вскочила с постели. К счастью, она спала одетая. Все, кроме, вероятно, Радко Дмитриева, командующего русской 3-й армией, решили, что что-то случилось. Грохот нарастал, взрывы участились, поблизости стала отвечать русская артиллерия. Пули от картечных гранат обрушивались на улицы и крыши домов.

В дребезжащих окнах Флоренс замечает всполохи на фоне еще темного неба. Она видит, как из пушечных жерл сгустками вырывается пламя, как оно перемежается с молниями взрывов. Она видит свет прожекторов, разноцветные огни сигнальных ракет, внезапные языки пламени. Люди в доме бросаются на пол. Стены сотрясаются от артобстрела.

И начинают поступать раненые:

Сперва мы успевали помочь всем; потом нас просто ошеломило их количество. Раненые поступали сотнями, со всех сторон: кто-то мог передвигаться сам, другие ползли по земле.

Перейти на страницу:

Все книги серии Corpus [historia]

Первая мировая война в 211 эпизодах
Первая мировая война в 211 эпизодах

Петер Энглунд известен всякому человеку, поскольку именно он — постоянный секретарь Шведской академии наук, председатель жюри Нобелевской премии по литературе — ежегодно объявляет имена лауреатов нобелевских премий. Ученый с мировым именем, историк, он положил в основу своей книги о Первой мировой войне дневники и воспоминания ее участников. Девятнадцать совершенно разных людей — искатель приключений, пылкий латиноамериканец, от услуг которого отказываются все армии, кроме османской; датский пацифист, мобилизованный в немецкую армию; многодетная американка, проводившая лето в имении в Польше; русская медсестра; австралийка, приехавшая на своем грузовике в Сербию, чтобы служить в армии шофером, — каждый из них пишет о той войне, которая выпала на его личную долю. Автор так "склеил" эти дневниковые записи, что добился стереоскопического эффекта — мы видим войну месяц за месяцем одновременно на всех фронтах. Все страшное, что происходило в мире в XX веке, берет свое начало в Первой мировой войне, но о ней самой мало вспоминают, слишком мало знают. Книга историка Энглунда восполняет этот пробел. "Восторг и боль сражения" переведена почти на тридцать языков и только в США выдержала шесть изданий.

Петер Энглунд

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Мозг отправьте по адресу...
Мозг отправьте по адресу...

В книге историка литературы и искусства Моники Спивак рассказывается о фантасмагорическом проекте сталинской эпохи – Московском институте мозга. Институт занимался посмертной диагностикой гениальности и обладал правом изымать мозг знаменитых людей для вечного хранения в специально созданном Пантеоне. Наряду с собственно биологическими исследованиями там проводилось также всестороннее изучение личности тех, чей мозг пополнил коллекцию. В книге, являющейся вторым, дополненным, изданием (первое вышло в издательстве «Аграф» в 2001 г.), представлены ответы Н.К. Крупской на анкету Института мозга, а также развернутые портреты трех писателей, удостоенных чести оказаться в Пантеоне: Владимира Маяковского, Андрея Белого и Эдуарда Багрицкого. «Психологические портреты», выполненные под руководством крупного российского ученого, профессора Института мозга Г.И. Полякова, публикуются по машинописям, хранящимся в Государственном музее А.С. Пушкина (отдел «Мемориальная квартира Андрея Белого»).

Моника Львовна Спивак , Моника Спивак

Прочая научная литература / Образование и наука / Научная литература

Похожие книги

Отто Шмидт
Отто Шмидт

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт – поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого – безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О.Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, – еще до начала его арктической эпопеи, – а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

Владислав Сергеевич Корякин

Биографии и Мемуары
Чертов мост, или Моя жизнь как пылинка Истории : (записки неунывающего)
Чертов мост, или Моя жизнь как пылинка Истории : (записки неунывающего)

Предлагаемые читателю воспоминания одного из старейших драматургов и киносценаристов страны А. Д. Симукова (1904–1995) представляют собой широкую картину жизни нашего общества на протяжении почти всего XX века, а также размышления автора о театральном искусстве и драматургии. Свою литературную деятельность А. Симуков начал в 1931 г., получив благословение от А. М. Горького, в журнале которого публиковались первые рассказы молодого литератора. Его пьесы, в большинстве своем веселые, жизнерадостные комедии, «Свадьба», «Солнечный дом, или Капитан в отставке», «Воробьевы горы», «Девицы-красавицы», пьесы-сказки «Земля родная», «Семь волшебников» и многие другие широко ставились в театрах страны, а кинофильмы по его сценариям («Волшебное зерно», «Челкаш», «По ту сторону», «Поздняя ягода» и другие) обрели широкую известность. В 60–70-е гг. А. Симуков много и плодотворно работал в области мультипликации. Он автор сценариев целой серии мультипликационных фильмов по мотивам древнегреческой мифологии, вошедших в «золотой фонд» детских программ: «Возвращение с Олимпа», «Лабиринт», «Аргонавты», «Персей», «Прометей», а также мультфильмов «Летучий корабль», «Добрыня Никитич», «Садко богатый» и других, любимых не одним поколением зрителей.Большой раздел посвящен работе автора в Литинституте им. А. М. Горького, в котором он вел семинар по проблемам современной драматургии, преподавал на Высших литературных курсах и выпестовал в 60-е гг. многих молодых драматургов, получивших из его рук «путевку в жизнь». Ему принадлежит пальма первенства в «открытии» таланта Александра Вампилова и помощь в профессиональном становлении будущего классика российской драматургии.Воспоминания, несомненно, будут с интересом встречены читателями. Возможно также, что его размышления о театре и драматургии помогут молодежи, избравшей этот вид искусства своей профессией, быстрее овладеть ее секретами. Во всяком случае, именно это было заветной мечтой автора, когда он работал над своими «Записками неунывающего».

Алексей Дмитриевич Симуков

Биографии и Мемуары / Документальное