Читаем Первая партия (СИ) полностью

— Я… я не знаю, — растерянно пробормотала бабушка Каори. — Может, однофамильцы?..

Итачи ещё больше насторожился.

— Тут книга вышла, — объяснила она. — Очень хорошая…

В два шага оказавшись у стойки бабушка поставила перед ним два пузырька и опустила книгу. «Мемуары Учиха Фугена» — гласила серебряная надпись на твёрдом переплёте того самого оттенка синего, который считался традиционным для его клана.

— Вы уже читали? — робко спросила бабушка.

— Нет, — медленно ответил Итачи, не отводя взгляда от книги. — Хорошая, говорите?

— Очень! — закивала головой Каори-сан. — Я даже плакала! Очень, конечно, хорошая… Совсем не то, что нынче обычно продают!

— Где можно приобрести?

— В книжном напротив. У меня там скидка, невестка заведует магазином… Но я бы посоветовала купить сейчас, спрос очень большой. Как бы, — она понизила голос до шёпота, — не запретили скоро, если вы знаете, о чём я. Если уже нет на полках, скажите, что от меня пришли, вам вынесут.

— Вот как, — он даже не знал, что и думать. — В таком случае, зайду на обратном пути. Спасибо за рекомендацию.

«Однофамильцы» — обескураженно думал Итачи, возвращаясь быстрым шуншином домой. Книга, спрятанная во внутреннем кармане, и грела, и отдавала холодом одновременно. «До чего мир дошёл. Однофамильцы… Смех сквозь слёзы, да и только».

По возвращении назад он обнаружил себя слишком вымокшим, чтобы сосредоточиться на книге. Что бы там не было написано, стоило читать вдумчиво. Это могла оказаться фикция, или провокация, или пропаганда. Да… книге стоило уделить максимум своего внимания, поэтому сначала Итачи принял лекарство, привычно заглотив пилюлю, не запивая.

«Чёрт» — запоздало подумал. Стоило сначала прогреться и выпить чаю, потом, потерпев, начать читать, и только затем уже принять таблетку. Голова от лекарства всегда становилась затуманенной на следующие часа два-три. Можно, конечно, и такое внимание уделить загадочной книге, но Итачи хотелось, всё-таки, быть на пике сосредоточенности. Фикция или нет, название касалось и младшего брата. Со вздохом, наконец-то не отозвавшимся болью, Итачи просушил волосы полотенцем, сменил вымокший плащ на сухой, переложил в него книгу и вышел из покоев по направлению к кухне. Хотелось какого-нибудь чёрного чая с кисло-сладким привкусом. И печенья.

Когда оставался всего один этаж до места назначения, перед Итачи вырос, как гриб из-под земли, Акасуна но Сасори.

Учиха позволил себе моргнуть, намекнув на непонимание ситуации.

Во-первых: коллега выглядел не так, как обычно. Взрослее. Не как вечный подросток, который ещё не раздался в плечах. И Итачи это даже под действием лекарства не могло показаться, поскольку перемена в росте и фигуре была значительная: фирменный плащ, сидящий на коллеге, был ему немного мал.

Во-вторых: выражение лица у Акасуны было… не кукольное. Не деревянное, если быть точнее. «Более экспрессивное» — поправил свои уже затуманенные мысли Итачи.

В-третьих: Акасуна выглядел так, будто искал Итачи весь день, нашёл только сейчас и на тот момент не был уверен, хорошо это или плохо.

— Учиха Саске — это твой родственник или однофамилец? — безо всяких приветствий резко спросил, почти гаркнул, Сасори.

Итачи брякнул:

— Однофамилец, — потому что ему не понравилось в какую сторону началась и пошла дискуссия. Однако, стоп. Однофамилец? Итачи никогда не брезговал пользоваться Шаринганом, если того требовала ситуация. И Акасуна сам был тому свидетелем. Тогда какого чёрта? Это же известный факт, что Шаринган есть только один. Ладно бабушка Каори, гражданская, такое предположила, но коллега? Коллега, который всё-таки сообразительный? Который должен был знать наверняка и так?

Сасори окинул своего боевого товарища холодным оценивающим взглядом. Итачи подумал, что тот осознал иррациональность своей мысли и пришёл к разумным выводам.

— Я догадывался, — заявил Акасуна. — Учиха по книге мемуаров Фугена много курят. А ты астматик. Не подходишь под описание.

Итачи инстинктивно возмутился, но сдержался.

— Так что там про однофамильца?

— Вообще все вы в своей Конохе одинаковые, — игнорировав вопрос, проскрежетал сквозь зубы Сасори, — одно лицо или одно сумасшествие. Но, по крайней мере, Дейдара мне теперь денег должен.

Итачи надавил на свой возмутившийся патриотизм и повторил, стараясь не звучать агрессивно, вкрадчиво или слишком заинтересованно:

— Так что там с однофамильцем?

— Книжку мне подписал. Псих.

В смысле «подписал» и в смысле «псих»?!

— Я думал, если вы родственники, то ты мне должен за моральный ущерб. А вы, оказывается, всего лишь однофамильцы… Мне нужен другой план. Ладно. Может, Дейдару с собой заберу.

Извините, что?!

— Какой моральный ущерб? — насилу выдавил из себя Итачи, побледнев.

— Мощный, — мрачно ответил Сасори. — Мне придётся возвращаться в Суну, чтобы вступить в их новую программу, коллаборируемую с Конохой. Называется: «Экстренная психологическая помощь». Она мне полагается бесплатно, вместе с медицинской страховкой, как героической жертве системы.

— Это какая-то шутка?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 1. Шатуны. Южинский цикл. Рассказы 60–70-х годов
Том 1. Шатуны. Южинский цикл. Рассказы 60–70-х годов

Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы. Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света.Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса, который безусловен в прозе Юрия Мамлеева; ее исход — таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь. Главная цель писателя — сохранить или разбудить духовное начало в человеке, осознав существование великой метафизической тайны Бытия.В 1-й том Собрания сочинений вошли знаменитый роман «Шатуны», не менее знаменитый «Южинский цикл» и нашумевшие рассказы 60–70-х годов.

Юрий Витальевич Мамлеев

Магический реализм
Gerechtigkeit (СИ)
Gerechtigkeit (СИ)

История о том, что может случиться, когда откусываешь больше, чем можешь проглотить, но упорно отказываешься выплевывать. История о дурном воспитании, карательной психиатрии, о судьбоносных встречах и последствиях нежелания отрекаться.   Произведение входит в цикл "Вурдалаков гимн" и является непосредственным сюжетным продолжением повести "Mond".   Примечания автора: TW/CW: Произведение содержит графические описания и упоминания насилия, жестокости, разнообразных притеснений, психических и нервных отклонений, морбидные высказывания, нецензурную лексику, а также иронические обращения к ряду щекотливых тем. Произведение не содержит призывов к экстремизму и терроризму, не является пропагандой политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти и порицает какое бы то ни было ущемление свобод и законных интересов человека и гражданина. Все герои вымышлены, все совпадения случайны, мнения и воззрения героев являются их личным художественным достоянием и не отражают мнений и убеждений автора.    

Александер Гробокоп

Магический реализм / Альтернативная история / Повесть / Проза прочее / Современная проза