Первая Пуническая война

Тем временем в Риме среди сенаторов разгорелась жаркая полемика по поводу предложения мамертинцев. Прибывшие посланцы убеждали «отцов отечества» оказать им помощь на том основании, что они являются италиками по происхождению и поэтому могут рассчитывать на дружбу и союз с римским народом. Но сенаторы колебались. Они помнили, как совсем недавно огнем и мечом подавили мятеж легионеров в Регии, а здесь ситуация была аналогичная. С той разницей, что засевшие в Мессане мамертинцы не были римскими гражданами. Многие сенаторы считали позором принимать под свое покровительство бандитов, терроризирующих мирное население Сицилии. Они прямо говорили, что такая непоследовательность во внешней политике, когда одних разбойников наказывают за совершенные преступления, а других за аналогичные злодеяния поощряют, вредна для государства, потому что она несправедлива. И что скажут в Регии, где местные жители немало натерпелись от мамертинцев? Но самым главным их аргументом было то, что, принимая под свое покровительство мамертинцев, квириты фактически развязывали войну с Карфагеном. И хотя согласно договору римлянам запрещалось появляться лишь на территориях, принадлежащих пунийцам, проблема заключалась в том, что в акрополе Мессаны засел карфагенский гарнизон. С одной стороны, пунийцы могли уже считать город своим, но, с другой стороны, с этим не была согласна часть мамертинцев. Ситуация была достаточно скользкой, но было ясно одно – по доброй воле карфагеняне акрополь не покинут, их придется выбивать силой. А готов ли сейчас Рим к войне с могущественной державой, чей флот господствует в Западном Средиземноморье? Не останется в стороне от конфликта и царь Сиракуз Гиерон, у которого свои виды на Мессану.

Аргументы сторонников союза с мамертинцами звучали в сенате не менее убедительно: они прямо указывали, что в сложившейся ситуации следует думать не о морали, а о государственных интересах. По мнению этих сенаторов, в данный момент главная угроза республике исходила именно от Карфагена. Пунийцы подчинили южную часть Иберии, господствуют на Сардинии, под их властью – едва ли не вся Сицилия, а карфагенские боевые корабли беспрепятственно бороздят воды Тирренского и Средиземного морей. И если этот народ сейчас завладеет Мессаной, то падение Сиракуз станет лишь вопросом времени, и тогда кто знает, не появятся ли пунийские армии в Южной Италии? Ведь имел же место инцидент в Таренте! Если сейчас отдать Мессану карфагенянам, то это значит предоставить им в будущем возможность «сооружения моста для переправы в Италию

» (Polyb. I, 10).

Обсуждение затягивалось, «отцы отечества» спорили до хрипоты, но так и не пришли к единому мнению. Ситуация складывалась так, что защитники обеих точек зрения были по-своему правы, а компромисс здесь был невозможен. Но сенаторам даже в голову не приходило, что сейчас они не просто решают вопрос о том, оказать мамертинцам помощь или нет, а на века определяют будущее римской внешней политики. Момент был воистину судьбоносный.

Тит Ливий недаром отметил, что когда мамертинцы просили сенаторов о помощи, «об этом предмете был великий спор между сторонниками и противниками такого решения

» (Per. 16). Дело кончилось тем, что вопрос вынесли на рассмотрение народного собрания. Но консулы Аппий Клавдий Кавдекс и Марк Фульвий Флакк решили не пускать процесс на самотек, а стали активно агитировать в пользу мамертинцев. Как пишет Полибий, римский народ, истощенный предыдущими войнами, решил за чужой счет поправить свои дела и проголосовал за оказание помощи Мессане. При этом историк сделал существенную оговорку, что отдельные граждане уже подсчитывали выгоды от грядущей войны (Polyb. I, 11). Командующим армией был назначен консул Аппий Клавдий, ему предписывалось переправиться на Сицилию, оказать помощь мамертинцам в войне с царем Гиероном и освободить от карфагенян акрополь Мессаны.

Полибий так прокомментировал судьбоносное решение квиритов: «Если кто будет укорять римлян по поводу перехода их в Сицилию за то, что без всяких оговорок они приняли дружбу мамертинцев и потом по их просьбе оказали им помощь, невзирая на то, что мамертинцы поступили вероломно в отношении не только мессанян, но и региян, то упреки его будут основательны, но совершенно ошибочно утверждать, будто римляне самим вступлением в Сицилию нарушили клятву и договор» (Polyb. III, 26). Действительно, ситуация была настолько спорная, что однозначно ответить на вопрос, кто здесь был прав, а кто виноват, возможным не представляется.