Первая работа

– Только не думай меня вытаскивать, – предупредила Дана, будто услышав мои мысли. – Я скажу маме, чтобы она тебя выгнала.

– Что-о? – опешила я.

– Мама меня слушается, – заявила уверенно Дана, – поэтому все будет так, как я хочу.

У меня в груди как будто включился и зажужжал вентилятор. Я едва не сорвала с кровати это дурацкое покрывало и не заорала: «Нет! Не будет!»

Но все же я сдержалась. И пулей вылетела из комнаты.

Розу Васильевну я нашла на кухне, она доставала бокалы из посудомоечной машины, подпевая песне, которую исполнял по радио хриплый мужской голос: «Я пришел к тебе из позабытых снов, как приходят в свою гавань корабли».

Я откашлялась.

– Извините… Роза Васильевна, вы не могли бы с нами немного посидеть? Это нужно… чтобы Дана… вела себя…

– Могу, могу, – закивала Роза Васильевна, ставя очередной бокал на стойку, – почему же не могу… Конечно, могу. Сейчас, сейчас…

Она взяла пульт от музыкального центра и нажала на кнопку, оборвав песню хриплого дяденьки, который просил какую-то Натали «утолить его печали», поправила фартук и направилась в Данину комнату.

Данка, конечно, уже сидела за столом. Роза Васильевна расправила покрывало на Даниной кровати и спокойно спросила:

– Что, бедокуришь, егоза?

– Вовсе нет, – надулась Дана.

– Опять под кроватью со своими жильцами пряталась?

Ну смотри, доберусь до них с пылесосом!

– Ну Ро-о-озочка!.. – взмолилась Дана, сложив ладони перед грудью.

– Ладно, ладно. Давай учись науке, егоза. Грызи гранит.

Потом будешь Розу старенькую всему учить.

Роза Васильевна сама ухмыльнулась свой шутке и принялась смахивать пыль с комода мягкой фланелевой тряпкой. Мне это не понравилось, но я не осмелилась сказать взрослому человеку: «Не надо убираться. Посидите!» Мы с Даной принялись за чтение.

Сначала местоимения читала я, потом – она. Единственное число… Множественное… Примеры.

– Я сплю, – читала я по-испански, стараясь произносить каждое слово четко и громко, будто заколачивала гвозди в ту систему, которую пыталась построить.

– Я сплю, – повторяла Дана без выражения и тут же отвлекалась: – Розочка, а ты хочешь спать? А ты пошутила про пылесос?

– Дана, читай! – хором говорили мы с Розой Васильевной, и девочка со вздохом придвигала к себе поближе черно-белый листок с буквами.

– Я сижу, – монотонно продолжала я.

Секунды тянулись так, словно стали часами. Мы прочли все, что я распечатала. Три раза. Дана зевала. Я злилась:

«Как можно зевать при учительнице?!» – и сама подавляла зевок. Нам было скучно, но это неважно. Главное, что Дана все запомнила.

Осторожно оглянувшись на Розу Васильевну, я вытянула руку так, чтобы рукав пиджака поднялся, и глянула на часы. До конца урока оставалось двадцать минут!

Чем их занять?

Дана снова зевнула во весь рот. Весело было только Розе Васильевне. Она открыла Данин шкаф с одеждой и принялась вытаскивать вещи, складывать их стопками на кровати, что-то вешая на вешалки, что-то убирая в пакет и при этом напевая.

Я никогда не видела, чтобы человек с таким удовольствием разбирал шкаф. Она раскраснелась от радости! Даже моя мама, которая любит работать с одеждой, терпеть не может разбирать наши с папой полки в шкафу.

«Заставить бы ее испанским с Даной заниматься, – подумала я, – послушала бы я ее напевы».

– Все, могу идти? – спросила Дана.

– Нет! – рявкнула я и выдернула из рюкзака учебник испанского. – Слушай, как я читаю. Это полезно. Просто послушать испанскую речь. Это очень важная часть занятия.

Последнюю фразу я добавила нарочно для Розы Васильевны. Наверняка она притворяется, что увлечена уборкой. Подслушивает, чтобы потом хозяйке доложить.

Я забыла, что сама позвала Розу Васильевну, мне казалось, она пришла, чтобы шпионить за нами. Чтобы показать мне, что у нее хорошая работа, а у меня – нудная.

Что она сумеет, если захочет, справиться с Даной, а я – нет, несмотря на всю систему и костюм, который никто не заметил.

Дана глубоко вздохнула, протянула руки к нарисованной рябине и положила на них голову. Я открыла учебник и принялась читать вслух.

Текст был очень простой, читала я с выражением, без единой запинки, произнося все слова, как и положено в испанском, четко и громко.

Но думала я про то, как лет пять назад на пляже в Сочи мама протянула мне бутерброд с вареной колбасой. Я вцепилась в него зубами и почувствовала: что-то скрипит на зубах. В пакетик с бутербродом попал песок! Много песка.

Часть я вытряхнула. Но часть прилипла намертво к колбасе.

Пришлось есть, другого бутерброда у нас не было. Я ела и пыталась сосредоточиться на том, какая вкусная колбаса.

Но песок хрустел так, что ни о чем, кроме него, думать было невозможно.

Так и тут. Невозможно легко и с удовольствием читать вслух тому, кто скучает, зевает, ерзает, что-то шепчет и мечтает от тебя сбежать.

Чтение утомило меня настолько, что в конце я еле ворочала языком.

«Я гуманитарий, мне легко болтать», – некстати вспомнились собственные слова. И с чего это я так решила?