Первая работа

Роза Васильевна поставила на столик средство для чистки зеркал, отложила тряпку и привлекла Дану к себе. Но та вывернулась, пробурчав:

– Ненавижу, когда меня трогают! Маша! А ты со своими учениками тоже в мышей играешь?

– Ну что ты! – воскликнула я. – Я только с одним мальчиком занимаюсь. Он уже взрослый.

– И с ним гора-а-аздо веселее, чем с тобой, мелочь моя любимая, – докончила за меня Роза Васильевна, практически вытесняя меня в коридор, где я чуть не наткнулась на алоэ. – До свидания, Марьниколавна!

Она сунула мне в руки деньги и захлопнула дверь. Не в силах шелохнуться, я так и осталась стоять у горшка с алоэ.

Через минуту до меня донесся требовательный Данкин голосок:

– Розочка, а у тебя есть еще другие детки, кроме меня?

– Нет, Дана Андревна! – сказала Роза Васильевна.

Голос ее звучал громко и торжественно, как будто она объявляла время отправления поездов на вокзале.

– Ты у меня, милушка моя, одна!

Глава 38

Облака и радуга

Интересно, откуда появляются в голове гениальные мысли?

Мне иногда кажется, они прилетают из космоса. Рождаются где-то там, на далекой звезде, а потом мчатся на Землю, как кометы, залетают в приоткрытую форточку и ныряют к нам под подушку.

Хорошо, что мама приоткрыла на ночь форточку в моей комнате. Посреди ночи меня разбудила догадка, как сделать Ромкино изучение истории еще легче, еще увлекательнее.

Я даже подскочила на кровати. Ужасно хотелось ему позвонить, но я сдержалась. Надо было дождаться утра. Я снова улеглась и попыталась заснуть, но теперь уж просыпалась каждые полчаса, проверяя время на телефоне, и в конце концов вскочила раньше, чем зазвонил будильник.

– Что весна с людьми делает, – покачала головой мама, когда я, полностью одетая и причесанная, появилась на кухне и села завтракать, поминутно поглядывая на большие круглые часы над обеденным столом.

Когда я вышла из подъезда, папа как раз парковал машину. Увидев меня, просигналил.

– Подбросить в школу?

– Не откажусь! – обрадовалась я. – Мне сегодня побыстрее надо! Только тебе потом выбираться трудно. Пробка на Дмитровском шоссе будет, сам говорил.

– Ничего, я сегодня на работе выспался! У нас парень новый работает, так и рвется сам на все звонки отвечать, – сказал папа, заводя машину, когда я села рядом. – Так что я не домой потом, а к Кате. Вещи, из которых ты выросла, Гусе отвезу. И мама просила кое-что проверить там у них с бабушкой.

– А что? – полюбопытствовала я.

– Помнишь, мама с Гусей сидела? Ну, когда у него какой-то «клеоз» обнаружили. Мама говорит, когда Гуся заснул, то она принялась мыть пол и обнаружила под кроватью несколько странных коробок. Запечатанных.

– Какие-то товары?

– Наверное.

– И что такого? Катька же мерчандайзер.

– Маму еще волнует, что она постоянно вызовы телефонные сбрасывает.

– А при чем тут коробки?

– Понятия не имею, – признался папа, – но твоя мама знает сестру гораздо лучше нас с тобой. Так что попросила заехать – я и заеду. Гляну на коробки, про жизнь расспрошу. Как твои-то дела? А то видимся урывками… Обзавелась колхозом учеников.

– Почти скопила всю сумму на поездку, – похвасталась я.

– Да ты что? – удивился папа, выглянул в окно и воскликнул: – О! Глянь! Как облака-то выстроились… Как коромысло.

Я глянула на облака, но увидела не коромысло, а самую настоящую радугу.

– Добрый знак, – пробормотала я, думая о своем. – Ромке понравится.

– Что? – не расслышал папа. – Тебе нравится Ромка?

– Скажешь тоже, – смущенно фыркнула я.

Быстро накинув куртку на крючок в гардеробе, я помчалась на третий этаж, перепрыгивая через ступеньки.

Влетела в кабинет истории и… Затормозила у доски.

Ромка сидел на нашей с ним парте, спиной вперед, и разговаривал… с Улей!

Она вернулась из своей экспедиции. На Уле был розовый мохеровый свитер и какое-то дурацкое ожерелье на шее, которое она теребила, что-то оживленно рассказывая Ромке. Улькины волосы были сколоты в прическу «мальвинка», которую моя мама называет старушечьей. Но Ромку явно не волновали ни старомодный свитер, ни укладка. Он не сводил с Ули глаз, слушал, кивал…

На меня он так никогда не смотрел.

«Всё, – сразу сообразила я, – плакали наши занятия».

Я замедлила шаг. Хотелось разобраться в себе, прежде чем эти двое сообщат мне, что я вне игры. Обидно ли мне? Да, конечно… Не потому, что я влюбилась в Ромку. Пусть хоть женится на Уле. Они друг другу подходят. Она обожает снимать катышки со свитеров, а у него этих катышков – пруд пруди.

Обидно было потому, что я хотела заниматься с Ромкой.

Придумывать разные способы, чтобы облегчить ему запоминание исторических фактов… Такие штуки, вроде сегодняшней. Но я понимала: Улька – ас в истории. Когда я проверяю Ромкины пересказы, то сверяю их с учебником. А Улька знает наизусть все написанное в учебнике и даже больше. Пусть готовит Ромку. У меня останется Дана. Своими уроками займусь… Гусю навещу, в конце концов!

– Маша! – воскликнула Уля, потом посмотрела на меня и деловито проговорила: – У тебя пятно на рюкзаке. Дай сотру.

– Если бы не ты, дорогая Уля, – мрачно улыбнулась я, – мир погряз бы в грязи, пятнах и нитках на рукаве.