Первая схватка(Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Т. XXХI)

— Вы сегодня же можете ехать. Один американский лейтенант едет сегодня в Приморск. У него отдельных два купе в международном вагоне. Я уже с ним говорил. У него едет целая компания. И он, конечно, оказался рад еще одному такому очаровательному спутнику…

— Очень вам благодарен!

Я сделал вид, что страшно обрадован.

— Это меня так устраивает!.. Когда отходит поезд?..

— Сегодня в 10 вечера. Ваш спутник-лейтенант приедет ко мне часов в 9. Я должен буду передать ему письма за границу и уже отсюда мы отправимся вместе на вокзал. Меня известит по телефону с вокзала комендант станции о точном времени отхода поезда.

Он подошел к столу, позвонил и велел подавать чай.

Я взялся за трубку и вызвал квартиру товарища Ефремыча.

— Алло! Кто? Да. Вы? Наш общий друг мсье устроил мне место в купе. Я в восторге. Сегодня же еду. Хотел бы заехать к вам проститься и поблагодарить вас за вашу любезность, за гостеприимство. Вы сейчас будете дома? Если можно, пришлите мне ваш авто. Да!.. забыл. Я спешу. Если я поеду к вам, я не успею собрать свой багаж. Пришлите человека. Жду. До свиданья!..

А теперь выпьем за компанию с французом чаю…

Когда я возвратился от товарища Ефремыча, француз с каким-то морским офицером собирались уезжать. Из моей комнаты вышел человек и доложил, что мой багаж весь собран.

Велели выносить вещи. Товарищ Ефремыч обещался быть на вокзале.

XXVI

ПОД ОТКОС!

Поезд тронулся. Мы с американцем стали разбирать свои вещи. Завязался разговор на французском языке.

— Расскажите подробно, князь, что это сегодня с вами произошло? Я слышал об этом в городе, а вот сейчас ротмистр снова подтвердил, что с вами вышел какой-то казус.

Я подробно передал картину ареста. Из-за сходства с каким-то бандитом.

Лейтенант хохотал.

— Вообще я не вижу здесь ничего путного. Каждому здравомыслящему иностранцу ясно, что у них, то есть у наших союзников, ничего хорошего не выйдет. Посудите: ведь они окружены людьми, в которых ни в ком нельзя быть уверенным, главное, в солдатах. Разве это солдаты? Я не говорю уже о рабочих и мужиках. Те только и ждут прихода красных. Я сам американец, но я хорошо говорю и понимаю по-русски. Я слышал часто разговоры среди населения.

— Ну и что же? Я мало знаю, так как по-русски почти ничего не разбираю.

— Все ругают власти и ждут красных. За положение власти я не дам ни одного фартинга. Это лично я. Но есть фантазеры даже из одной со мной нации и одного класса, которые верят в это пропащее дело.

— Я удивляюсь всему тому, что вы говорите. Неужели это так?

— Конечно, так! Положение властей здесь ненадежное и я уверен, что красные знают о здешнем развале. И вот, повторяю, есть фантазеры, которые верят белой армии, белой власти… Я знал многих таких психопатов. Знаю даже, что одна молоденькая американка, дочь миллиардера, мисс Дудль…

Послышался стук в дверь. Ввалились все остальные лейтенанты.

Черт бы их подрал!..

Начался картеж.

Переодеться, чтобы удобнее затем удрать, нельзя было и думать.

Сплавить их тоже не представлялось возможным…

Шел второй час ночи.

Я стал одеваться. Вынул дорожную кепку и одел пальто. Все необходимое было, конечно, со мной.

— Вы куда, мистер?

Ко мне обратился кто-то из играющих…

— Хочу пройти в конец поезда — вагон-ресторан. Хочу есть. Разбужу буфетчика и прикажу мне приготовить что-нибудь холодное.

— Олл-райт!..

Пусть подождут. С какой-нибудь станции дам телеграмму, что отстал. Попрошу сохранить вещи, догоню, мол, к отходу парохода.

Когда я подходил к концу поезда и вступил на площадку, отделяющую последний вагон, раздался страшный треск…

Площадка вылетела у меня из-под ног и я почувствовал, что теряю сознание!

— Приехали! Слезай!

XXVII

НА ВОЛОСКЕ!

Когда я пришел в себя — я огляделся.

От луны было светло, как днем.

Я лежал в какой-то канаве с водой около высоченной насыпи. Рядом неслись крики и стоны. Слышалась стрельба.

Сразу стало все ясно…

Скорый поезд потерпел основательнейшее крушение.

Только два последних вагона были похожи на что-то.

Одни из них валялся на насыпи боком, другой, перевернутый колесами вверх, распластался под откосом.

Далее — картина полного разрушения. Видны были груды щеп.

Я уцелел только потому, что открытая площадка, очевидно, сыграла роль трамплина.

При первом страшном толчке она подбросила меня, как мяч, и я этим избег того, что меня не сплющило между вагонами…

Я попробовал пошевелиться. Конечности действуют… Ощупался. Нигде крови нет… Попробовал встать; немного кружится голова и трясутся ноги.

— А ну-ка, барин! Выкладывай монету! Може, и пистолет хороший имеешь? Пригодится!..

Свои. Партизаны. Под откос поезд спустили — сообразил я. Новое дело. Как быть?

Открыться им? А вдруг если кто-нибудь из оставшихся в живых рядом со мною пассажиров узнает меня, беседующего с партизанами?’ Опять неудобно. В городе Тайгинске узнают, что я принят был партизанами, как свой. Туда давать нельзя ни малейшего шанса. Пока надо себя не выдавать.

Я бросил партизанам несколько слов по-французски.

Они захохотали.

— Иностранный гость, значит! Ну, нам все единственно. Разоблачайся, милый.