Первая вокруг света

Как-то я разрешила себе поспать больше, чем всегда, и за потерю бдительности была наказана. На рассвете открыла глаза… в угольной шахте. Потолок, стены, все предметы, включая меня, покрыла жирная копоть. Хоть плачь, хоть смейся. Как лучше удалить побочный продукт внутреннего освещения, я не знала, и кинулась сначала вытирать все подряд. Копоть не поддавалась. Тогда я стала бороться с ней систематически: меняя полотенце за полотенцем, оттерла потолок, стены, столы и перешла к вещам. Черная пакость проникла всюду, даже в платяной шкаф. Целых два дня, к счастью штилевых, я посвятила борьбе с копотью. Полностью отмыть яхту не удалось, она так и осталась серой до самого Гданьска. Я стала похожа на трубочиста, но собой решила заняться в порту. Плыть мне еще год, за это время я надеялась отмыть, по крайней мере, руки — нельзя же будет принимать поздравления с такими черными лапами!

Мою жизнь разнообразило прослушивание по радио Сиднея прогнозов, если можно было считать разнообразием запугивание меня три раза в сутки. Прогнозы не щадили моих чувств, хуже того, подтверждались с невероятной точностью: дуло и качало именно оттуда и ровно столько, как предсказывалось.

Едва я успела кое-как размазать копоть, как разразился очередной шторм с северо-запада. Опять воевала с парусами, но добилась в итоге неплохого пробега в нужном направлении. Мне уже не терпелось увидеть Сидней: я сильно устала от капризов погоды и большого количества морских впечатлений, включая копоть.

Утром 9 декабря увидала берег. Он был в дымке, небо и солнце тоже. Объяснила «Каурке», что это должна быть Австралия — другой континент нас не устраивал. Стало очень тепло, так что полярное плавание нам пока не угрожало. В полдень определение дало 33° 40' южной широты, до Сиднея оставалось 18 миль. Меня охватила обычная предпортовая паника: опять я боялась не успеть подготовиться вовремя ко входу. Но пока был полный штиль, так что молниеносный штурм гавани Порт-Джексон мне не угрожал. Я разложила на штурманском столе карты и перечень огней — еще раз повторила все, что знала о входе и порте.

Вечером туман вдруг исчез, на берегу засияли тысячи огней, стали видны и оба входных маяка. Определив положение, начала потихоньку двигаться в сторону входа. Прогноз погоды не обнадеживал: ровно в полночь обещали мерзкий австралийский юго-западный ветер. Я с сомнением покачала головой — трудно поверить в такую точность.

На всякий случай включила двигатель. Ветер стих совершенно, и я не хотела дрейфовать ночью у незнакомого порта без возможности маневрирования. К тому же надеялась успеть войти в Порт-Джексон до того, как разразится предсказанный южный шторм. Медленно приближалась ко входу, до которого оставалось полмили. И тут ударил с юго-запада ветер, причем сразу со скоростью 25 узлов, а затем и 30. Я посмотрела на часы — было ровно 24.00.

От входа в незнакомый порт ночью, да к тому же в шторм, я отказалась, но чтобы не дать себя так просто выдуть, решила ходить в полветра до самого рассвета в радиусе света маяка Маккуори. Не хотела, чтобы течение отнесло меня за Сидней. Обнаглела до такой степени, что на контргалсе даже немного вздремнула.

В семь утра я была уже на ногах. Перед носом «Мазурки» лежал вход в Порт-Джексон и Сидней. Добавила парус на основном штаге и на максимально возможной скорости вошла в более спокойные, залитые солнцем воды Порт-Джексона. Поочередно спускала паруса и считала заливы на южном берегу. В Рашкаттер-Бей крутилась добрый час, пока нашла свободный буй. Подняла карантинный и австралийский флаги. Позади осталась половина пути — я была в Сиднее.

Солнечный город Сидней

Помня мытарства в Суве, я послушно сидела на палубе. Навела порядок, а фактически устроила настоящий балаган: все, что требовало просушки, развесила на леерах и веревках, ничуть не подозревая, что этим уже нарушила портовые порядки. «Круизинг Австралия яхт-клуб» строго запрещал вывешивать на яхтах такое сомнительное украшение — располагался в одном из самых фешенебельных районов Сиднея, и жители близлежащих домов не желали любоваться видом сохнущего белья. Это полагалось делать в прачечных, которых тут было, кстати, великое множество.

Рашкаттер-Бей был битком набит яхтами. Он утопал в зелени окружающих его парков, из которой выглядывали разноцветные дома, в том числе много небоскребов. С моего буя были видны сиднейский мост и здание оперы. На противоположном берегу зеленели холмы Кирибили и Мосмена, вдали высился центр. Все было залито летним солнцем, а вокруг голубело небо. Мне казалось, что я стою посередине большого озера в горном парке.

После полудня к яхте приблизились на тузике первые визитеры — он и она. Он спросил меня:

— Пани приплыла прямо из Польши?

Речь была не чисто польской, но наверняка не австралийской. Я громко выразила свою радость, удивленная, что первыми меня встретили в Сиднее поляки.