Первое дело Аполлинарии Авиловой

Прости, что, как обычно, обращаюсь к тебе только по надобности, но дело не терпит отлагательства. Ты в своих «Петербургских ведомостях» наслышан обо всем и обо всех. Прошу тебя, не в службу, а в дружбу, расскажи мне о графе Викентии Григорьевиче Кобринском. Меня интересуют последние годы, и особенно, был ли он связан с попечителем нашего N-ского института, Григорием Сергеевичем Ефимановым?

И еще одна просьба: планирует ли Императорское географическое общество выпустить в свет книгу географа и путешественника, а также моего покойного друга, Владимира Гавриловича Авилова?

Напиши мне, не откладывая, это очень важно.

Буду тебе весьма благодарен.

Твой всегда,

Лазарь Рамзин.

Глава шестая

Тебе я мысли поверяю

Кораблекрушение — Помощь туземцев — Прекрасная Тоа — Подорожник — Гнев жреца — Поиски «инли» — Мать-Богиня — Чудесные семена — Побег — Спасение — Русский консул — Происшествие на корабле.

(а-ля Луи Буссенар)

* * *

Из дневника Владимира Гавриловича Авилова.

Судно «Святая Елизавета», 7 марта 1885 года.

Не знаю, девочка моя, дойдут ли до тебя эти строки, но буду писать, потому что, пока я жив, остается надежда увидеть тебя, вдохнуть аромат твоих волос и вновь удивиться своему счастью! Когда я пишу, то представляю тебя рядом: ты со мною, в тесной каюте или в тростниковой хижине, в которой я провел последние месяцы. Хотя я и не считаю убогую туземную лачужку подходящим местом для такой царственной дамы.

Я возвращаюсь из Кейптауна, где провел около трех недель в ожидании этого корабля. Судно «Святая Елизавета» идет с грузом вина и табака в Киль. Оттуда я надеюсь добраться до России. Пока же я выхожу из каюты лишь для того, чтобы немного подышать свежим морским воздухом, а все остальное время посвящаю составлению отчетов в географическое общество, да и вот этому дневнику.

С первых страниц я заклинаю тебя: никому не показывай его. Все, что я пишу, предназначено только тебе и никому другому. Только так я смогу правдиво описать все то, что произошло со мной за последние месяцы, иначе перо мое будет сковано людскими предрассудками и осуждением моих действий.

Отчет о путешествии я вышлю с оказией в Санкт-Петербург — в нем я подробно описываю места, в которых побывал, виды растительности и животных, а также новые сведения по минералогии и погодным условиям. Все образцы, сохраненные мною, я тщательно препарирую и снабжаю бирками — это тоже позволяет мне скрашивать однообразие поездки. А для тебя, моя Полина, я собственноручно нанизываю бусы из семян чудесного дерева — о нем подробнее позже. Я уверен, что эти семена приносят здоровье и долголетие, а бусы из них будут великолепно смотреться на твоей нежной шее. Я разделил семена строго пополам — половина тебе, а половина будет передана в географическое общество.

В моих письмах был большой перерыв, я не хотел тебя пугать недобрыми известиями, но так как пока этот дневник со мной и я еще не скоро увижу тебя, то скажу — наше судно потерпело крушение у берегов Африки. Бравому голландцу, нашему капитану Ван Гастену, не удалось обогнуть мыс Доброй Надежды. Вот как далеко меня занесло…

Не помню, сколько дней меня носило по волнам. Я уцепился за бревно, выкорчеванное бурей из палубы, и держался за него даже тогда, когда терял сознание. Хуже всего была жажда — вокруг столько воды, а пить нельзя. Я не страшился ни морских хищников, ни палящего солнца, ни отсутствия воды — во мне жила надежда обнять тебя вновь.

Я не помнил, сколько я плыл — день, ночь или годы, светлое и темное время суток мелькали перед глазами, как полоски на волчке. Иногда ко мне приближались странные существа — рыбы, медузы или просто планктон — я не различал, так как был в забытьи. Они разговаривали со мной, манили русалочьими голосами вглубь океана, обещали усладу и успокоение, но я не верил им и продолжал плыть неизвестно в каком направлении.

Пытаясь вглядываться вдаль, я воображал себе острова с хрустальными водопадами, сочными фруктами, и мне казалось, что вот он, остров, рядом, только протяни руку. И я протягивал, и рука безвольно падала на водную гладь.

Мне повезло, акулы не нашли меня, иначе я не писал бы сейчас эти строки. Только юркие рыбы шныряли и, наверное, удивлялись, как это я до сих пор жив.

Когда я совсем отчаялся и безвольно лежал на водной глади, передо мной возник красочный в своем великолепии мираж. Гористый остров со склонами, обросшими лианами и папоротниками, шум волн, бьющих о берег — все это так ярко предстало перед моими глазами, что я подумал: «Это последнее, что я вижу. С этой красотою умру».

Но мираж не исчезал, и я мог уже различить облака, зацепившиеся за верхушку утеса, проплешины, незатянутые травой, изрезанную линию лагуны.

Мысли с трудом ворочались в моей голове, но я заставил себя посмотреть против солнца — передо мной, действительно, был остров.

И тогда я отдался на милость волн. Я лежал на поверхности океана, и только ждал, когда волны выкинут меня на пологий песчаный берег.