Первое лето

— Слушай, хозяйка,— уже в открытую, без экивоков, продолжал дядя Коля.— Твой квартирант здесь? — Он показал в сторону избы.— Говори прямо, не то будет худо. Приехала милиция, она каждый подпол вывернет наизнанку. Тот беглый, Федька, ведь не просто вор, он убийца, на его совести кровь ни в чем не повинных людей. Он детей сиротами оставил.

— Не знаю я никакого Федьки! — отрезала Фрося и хотела идти, но дядя Коля загородил ей дорогу.

— Вот те раз! Сама же говорила...

— А что я говорила? Ну пришел, переночевал... А почем я знаю, кто он такой? На лбу у него не написано...— Фрося, видимо, пришла в себя, оправилась от первого испуга и громко добавила:— Милиция приехала... Ну и пусть ловит, если приехала.

— Не знаешь — не надо, без тебя сладим. Только заруби себе на носу: если при обыске этот... Ерофей Павлович окажется где-нибудь здесь, достанется тебе на орехи.

— А ты не пужай, я уже пуганая,— огрызнулась Фрося и, захватив ведро с огурцами, направилась в избу.

Все эти, как и другие, подробности нам передала после сама Фрося.

Заметив приближающегося геолога (Фрося продолжала считать дядю Колю геологом), она, по охотничьей привычке, больше уже не упускала его из виду. Где бы ни была и что бы ни делала,— обязательно косилась в его сторону.

С огорода на улицу дядя Коля вышел через двор. Рыжая дворняга заметалась, загавкала, однако стоило дяде Коле пригрозить ей,— виновато завиляла хвостом. Поди, мол, разбери, кто здесь свой, а кто чужой.

В это время прибежали мы с Димкой. Наверное, во мне да и в Димке было что-то такое, что насторожило дядю Колю. Он уставился на нас вопросительным взглядом. А мы так запыхались, что в первые секунды не могли произнести слова.

— В бане... Павлик его видел,— наконец отдышался, сказал Димка.

Обстановка круто изменилась. Здесь, значит, Федька, здесь! Мы его ищем вон где, думаем, попер на станцию, а он здесь! И правда, решил переждать суматоху, чтобы после спокойно перебраться с чужим золотом куда ему надо. Ну и хлюст!

— Вот что, ребятки, валяйте за избу, укройтесь там за кустами и сидите. Если Федька рванет в ту сторону, не вздумайте пускаться вдогонку! — торопливо проговорил дядя Коля. Потом он сдвинул брови так, что они сошлись на переносице, и громко скомандовал: — А ну марш! Марш!

— А вы?

— А я загляну в баню... Надо же убедиться, может, он действительно там, подлюка,— все так же громко, желая не то напугать кого-то, не то подбодрить самого себя, сказал дядя Коля.

Мы с Димкой обогнули избу, засели в малиннике и затаились. Здесь кроме малины росла крапива. Я не остерегся и обжег руки. Но сгоряча ничего не почувствовал. Привстав, огляделся. Отсюда хорошо были видны баня, огород и спуск к речке, заросшей по берегам чернолесьем.

Дорожка к бане тянулась между грядками вниз и немного наискосок. По всему огороду вразброс стояли подсолнухи. Они уже отцвели, свесили головы, их затылки светились желтыми пятнами. Возле самой бани стояли березки, еще зеленые. Держа одностволку за плечами, будто она ему была без надобности, дядя Коля спустился по дорожке, с силой застучал кулаком в дверь:

— Выходи, гад!

Из бани никто не отозвался.

— Сиди здесь, а я туда...— сдавленным от волнения голосом проговорил Димка и быстро, по-пластунски, пополз вдоль прясла. Не успел я сообразить, зачем он это делает, как его голова в серой кепчонке мелькнула за малинником.

Рядом раздались чьи-то шаги. Я оглянулся. Это была Фрося. Она была в сапогах и телогрейке, в платке, повязанном у подбородка, и — с двустволкой за плечами. Я хотел спросить, куда она, но было уже поздно — ее фигура скрылась в гуще черемушника. Тогда я вскочил и — следом за Димкой — перемахнул через прясла.

Дверь бани была распахнута настежь. Дядя Коля уже вошел внутрь. Мы с Димкой тоже вошли, огляделись. Здесь было сумеречно, пахло старыми березовыми вениками. Дядя Коля заглянул во все углы — нигде ничего, то есть ничего такого, что выдавало бы присутствие человека.

— Может быть, Федька прячется в избе? — не совсем уверенно проговорил Димка.

Не долго раздумывая, дядя Коля пошел проверить. Димка увязался за ним. Мне они велели остаться и ждать на огороде. Они осмотрели в избе все, что можно было осмотреть, заглянули даже в подполье, и воротились ни с чем. И там, по их словам, Федька не оставил никаких следов.

Мы не знали, что нам делать. Ходить по деревне и пугать Федьку казалось бесполезным занятием. Сидеть здесь, во дворе, тоже не было смысла.

Вдруг дядя Коля поманил нас к себе. Мы подошли и на огороде, меж капустными грядками, увидели глубокие следы. Тот, кто оставил эти следы, очень спешил, шел, не разбирая дороги, впопыхах наступал на кочаны, разламывая их пополам, или поддевал их носком сапога и опрокидывал на бок.

— Фрося? — сказал Димка.

— Нет, Фрося если и пойдет, то с разбором. На кочаны она наступать не станет, это ее добро. Федька, бандюга, определенно Федька, видите — на правую жмет..

В самом деле, вмятины от правого сапога были заметнее, чем от левого.