Первое открытие [К океану] (др. изд.)

Грот знал, с какой симпатией относились к Невельскому иностранные адмиралы. И это сильно подействовало на офицеров. Особенно в Рио и в Чили, где американцы и англичане с ним были особенно хороши. Капитан умеет держаться, знает меру. Видно, что бывал с его высочеством на приемах, даже на королевских. Он много видел. Строй гвардейцев в красных мундирах и медвежьих шапках, фанфары, церемониймейстеров, придворных, королевские обеды и адмиральские. Гейсмар бывал там тоже. Но гораздо реже. Визиты Геннадий Иванович делает с блеском. Держится с достоинством и почтительно. А потом начинается общий хохот после его рассказов. Особенно довольны адмиралы, и как-то с ним запросто все прощаются. Он вовремя встанет и простится, светская выдержка. Отличная школа — линейный корабль «Аврора».

— Между прочим, капитан живо проглотил «Парижские тайны»…

…Так коротали вахту. Иногда бывают очень любопытные беседы. В этом, пожалуй, большая прелесть морской жизни. А судно идет вперед, и время идет, а на душе какое-то неподвижное и непрерывное наслаждение от сознания всего этого. И вдруг какой-то порыв, опасность, аврал. Силы есть всегда у моряка в запасе.

Казакевич свое замечание про немцев высказал так дружески, что Гроту не обидно, а даже приятно, что дух товарищества переступил наконец даже эти запретные границы.

Но барон Гейсмар, кажется, надулся. Он кичится заслугами своего рода. Его папаша подавлял польское восстание в тридцатом году. У Гейсмаров хранится пожалованная генералу сабля с золотым эфесом, осыпанная бриллиантами, — подарок государя.

У капитана тоже имеется оружие — награда — золотой кортик… Но он, скорее, сам подымает восстания всюду, куда ни попадет, как на складах. Интендантов разгромил, устроил род революции.

Ранним утром вдали показалось парусное судно. Оно шло навстречу «Байкалу».

— Американский китобой, Геннадий Иванович, — сказал старший офицер, рассмотрев в трубу корабль.

Невельской прошелся по юту, остановился около Казакевича и, взяв его за пуговицу и глядя в море, сказал:

— Давайте остановим его. Прикажите пушки зарядить!

Китобой приблизился. Флаги взвились на мачте «Байкала».

Из орудий правого борта «Байкал» дал два предупредительных выстрела. Судно продолжало идти.

— Прикажи, Петр Васильевич, зарядить ядром да еще раз его!

Когда снова загрохотало орудие и ядро пролетело у самого носа китобоя, на судне засуетились. Корабль лег в дрейф. Невельской приказал шкиперу явиться на «Байкал».

На шлюпке пришел высокий американец в красной шерстяной рубахе. В таких же рубахах гребцы.

— Почему вы не исполняете приказание? Петр Васильевич, осмотрите судно…

Казакевич с вооруженными матросами и с алеутом отправился на баркасе к китобою. Шкипер остался на «Байкале». Невельской разговаривал с ним в каюте.

— Скажите, пожалуйста, били китов? Что еще? Подходили к побережью?

Ухтомский переводил. Тут же Грот и Гревенс. Американец забеспокоился. Все это выглядело как допрос.

Американец пытался оправдываться. Он отвечал нехотя.

— Если вы действуете законно, почему же стремились уйти от военного судна в русских водах?..

Вскоре возвратился Казакевич.

— На судне шесть пушек кроме гарпунных, — доложил он, — и много оружия, в том числе абордажные пики. Тюки с мехами. Есть шкуры морских котов. В кубрике матросы играют в карты на женские серебряные украшения азиатской работы, но самих женщин нет нигде. В трюмах бочки с китовым жиром, пудов пятьсот моржового зуба.

— Сосчитали, сколько бочек?

— Так точно. Сорок.

— Ваше судно вооружено как пиратское. И моржовый зуб. Вы занимались на Чукотском носу запрещенной торговлей.

— Нет, мы искали там Франклина.

Ухтомский написал протокол.

— Извольте подписать, — сказал капитан американцу. — По закону я должен задержать вас и доставить в Охотск. Протокол перешлем через посольство в Вашингтон.

Американец нехотя подписал протокол.

— Предупредите всех своих товарищей, — отпуская американца, сказал Невельской, — что Россия присылает крейсера в Охотское море и что мы будем задерживать в этих водах все суда, без позволения занимающиеся у наших берегов какими-либо промыслами.

— Не рано ли, Геннадий Иванович? — заметил Казакевич.

— Если правительство не следит тут за порядком, мы сами должны стараться, сколь возможно, ограничить их деятельность, — сказал Невельской офицерам, когда американец уехал. — Говорит, в прошлом году пятьдесят китобойных судов промышляли в Охотском море и никому отчета не давали. И, конечно, жир топили на наших берегах.

— Ко дну бы его пустить, Геннадий Иванович, — поглядывая из-под щетинистых бровей на отходившего китобоя, сказал Подобин. — Я ему хотел пособить, а он оттолкнул руку. На судне у них грязь, одеяла как половики, вонища… А они в шелковых шарфах и с усами.

Пока шел досмотр американского судна, алеуты стояли у борта и с любопытством смотрели на все. Казакевич заметил это, когда уходил и когда пришел.

Судно американского шкипера пошло своим курсом, и тогда алеуты горячо заговорили между собой.